— Ах да! Извини! Это, несомненно, связано с твоей службой за границей, — сухо заметила Кэт.
Томас удивленно посмотрел на нее.
— Что ты знаешь об этом?
— Только то, что тебя привлекли к сбору определенной информации здесь, во Франции.
— Кто тебе сказал об этом? Дафна Бернар?
— Какая разница?
Томас сделал глубокий вдох.
— Послушай, Кэт. Мое прошлое небезупречно. Я совершал поступки, о которых тебе лучше не знать…
— Я все понимаю, — торопливо сказала Кэт, безуспешно стараясь заглянуть ему в глаза. — Дафна Бернар — часть этого прошлого. Какими бы ни были твои отношения с ней, я знаю, так было необходимо. И пожалуйста, давай больше никогда не говорить на эту тему.
Томас пристально посмотрел на девушку и заметил предательский румянец, проступивший сквозь грязные пятна на ее щеках. Если даже этот эпизод с его бывшей любовницей заставил Кэт покраснеть и отвести глаза, то как бы она среагировала, узнав о Мариэтте Леон и ее сыне? Он боялся даже думать об этом.
Кэт нахмурилась. К сожалению, воспоминание о распутной француженке омрачило их встречу. Скинув со своих плеч одеяло, она краем сорочки потерла щеки. В свете свечи ее силуэт отчетливо обозначился под тонкой тканью. Покачивание ее полных грудей, когда она наклонилась, выглядело весьма чувственным.
Томас смотрел на нее, и его мысли о прошлом и Мариэтте постепенно рассеялись. Глядя на изгибы тела Кэт, он почувствовал, как кровь мгновенно прилила к его паху. Кэт так сильно влияла на него, как будто он был шестнадцатилетним юнцом, а не опытным мужчиной средних лет. Но она даже не догадывалась об этом; поведение девушки было непреднамеренным и неосознанным. И почему ее должно волновать его присутствие? Откуда она могла знать, что он с трудом сдерживается, стоя перед ней с якобы спокойным видом?
— Я должна одеться, — решительно сказала Кэт.
— Да, конечно.
— Томас, кажется, ты сам убеждал меня несколько минут назад, что надо поторопиться.
— Разумеется. Я подожду тебя внизу. Надеюсь, на сборы хватит четверти часа?
Кэт вздохнула, понимая — ей потребуется гораздо больше времени, чтобы превратиться в полную пожилую даму.
— Лучше дай мне полчаса, — попросила она.
Томас ждал снаружи гостиницы под темным, неприветливым небом. Он уже запряг свою лошадь в повозку к тому времени, когда появилась Кэт, покинувшая чердак так, как это обычно делала служанка: с помощью лестницы, приставленной к окну. Девушка медлила, озабоченная дальнейшей судьбой Салли Лидс. Томас попытался успокоить ее, сказав, что ее спутница с братом будут в безопасности, находясь в обществе соотечественников. Вероятно, даже в большей, чем они сами. Он молча протянул ей руку и помог сесть в повозку. Затем укрыл добытыми неимоверными усилиями одеялами и пледами, тревожно поглядывая на горизонт.
Когда они медленно двинулись на север, опять пошел дождь со снегом. В лицо им дул безжалостный ветер, и мокрые хлопья падали такой плотной пеленой, что небо сливалось с землей. Из-за разгула стихии невозможно было разговаривать.
Кэт, теснившаяся рядом с Томасом на небольшом сиденье, ощущала его ногу сквозь толстые слои шерсти. Она закрыла глаза, стараясь воспринимать эту случайную близость так же легко, как он.
Но не могла. Он приехал за ней. Искал ее и нашел. И придумал, как безопасно провезти ее через эту ставшую враждебной страну. Все его поступки красноречиво говорили об ответственности и верности своему долгу. В манере общения се спутника не было ничего, что обычно присуще поклонникам: ни продолжительных взглядов, ни показной озабоченности, ни страстных вздохов.
Его улыбка, обращенная к ней, всегда была благожелательной, ободряющей… но не более. Как благородный человек, принявший на себя обязанность опекать ее, он всегда следовал строгому кодексу чести.
«Весьма противоречивому, надо сказать!» — подумала Кэт. Ее мнение об этом мужчине никак не соответствовало слухам в нем. И все-таки образ француженки, обнимавшей Томаса, его поза, в то время как он замер, откинув голову назад в чувственном экстазе, — эти видения преследовали Кэт. Спрятав лицо в шерстяной шарф, она почувствовала, что ее щеки покраснели.
Девушка не доверяла словам Дафны, что Томас отверг ее. Тем не менее у нее не было на это никаких оснований. Она знала только, что хотела бы иметь более веские доказательства, чем сбивчивые доказательства француженки.
Впрочем, все это теперь не имеет значения. Не важно, что сделал Томас на самом деле или собирался сделать, теперь она поняла его истинную сущность. Конечно, он шпион и распутник, это бесспорно, но с другой стороны — честный, добрый, умный и обладающий тысячью других положительных качеств человек. Все остальное не имеет значения. Она не может изменить ни словом, ни делом его своеобразный мужской характер.
Смеркалось. Они наблюдали, как солнце в прояснившемся зимнем небе коснулось вершин невысоких холмов и затем начало медленно и неумолимо опускаться. Кэт дрожала на сиденье повозки. Ее губы посинели на бледном лице, и припухшие глаза то открывались, то закрывались.
— Кэт! — настоятельно теребил ее Томас. — Проснись!
Ее веки приоткрылись, и она посмотрела на него отсутствующим взглядом.
— Проклятие! — выругался он и остановил повозку. Подняв Кэт с сиденья, погрузил ее в сено, накрыв поверх одеялами. Щелкнув кнутом, он направил лошадь к ферме, примостившейся между двумя холмами. Необходимо хоть как-то согреть Кэт.
Он не думал об опасности, опасаясь за ее здоровье. Подъехав к дому, Томас накрыл ее еще одним одеялом, прежде чем спрыгнуть с повозки. Поднявшись по ступенькам крыльца, он громко постучал кулаками в дверь.
— Что надо? — раздался голос изнутри.
— Откройте, месье! У меня здесь больная женщина! — крикнул Томас.
— Убирайся!
— Прошу вас проявить милосердие! Мы совсем окоченели. — Томас готов был вышибить дверь ногой.
Та со скрипом приоткрылась, и из-за нее выглянул невысокий пожилой мужчина.
— Ты англичанин? — спросил он.
Томас сразу отказался от идеи представлять себя и Кэт как француза и его престарелую любовницу. Он не был уверен, что девушка в таком состоянии сможет играть эту роль. В то же время не мог допустить, чтобы она задыхалась под этими ужасными покровами. Однако достаточно одного взгляда на ее красивое лицо, и их ложь будет раскрыта.
Он решил предоставить себя на милость незнакомого человека.
— Да, я англичанин. Пожалуйста, помогите мне. Я хорошо заплачу.
Мужчина захлопнул дверь, и Томас услышал приглушенные голоса, доносившиеся из дома. Он прислонился лбом к деревянной панели, моля Бога, чтобы этот человек не вынудил его применить силу. Повернувшись, посмотрел на неподвижную кипу одеял и сена на дне повозки. Как там Кэт?