— Что ты сказал?
— Ты сделал это на Микволе. Вервеук не был мертв. Ты пожертвовал им ради общего блага. Почему же ты боишься сделать это снова?
— Как я могу?! Я поклялся никогда больше не делать этого!
— Грегор, ставки слишком высоки. Всего лишь одна жизнь. Чего она стоит по сравнению с миллионами, которые могут погибнуть, если Гло осуществит задуманное? Призови на помощь демонхоста. Вызови Черубаэля.
Я медленно пошел к двери.
— Отдохни. — Я попытался говорить спокойно. — Ты почувствуешь себя лучше. И передумаешь.
— Вряд ли, — вздохнул Убер и отвернулся.
В этот момент он не был готов к воздействию моей Воли.
— Что он сказал тебе? — резко спросил я.
Эмос вскрикнул и рухнул на пол как подкошенный, едва не опрокинув стол. Бумаги лавиной хлынули на ковер.
— Это он рассказал тебе? Он рассказал тебе! Убер, чертов ты дурак, что же ты натворил?
— Я не мог взломать код! — завопил он. — Язык был слишком сложен! Но в той книге было так много всего интересного! О, эта прекрасная книга! Я понял, что могу добиться большего!
— Ты разговаривал с демонхостом?
— НЕ-Е-ЕТ!
— Тогда откуда ты узнал его имя? Я готов варпом поклясться, что никогда не произносил его при тебе!
Он вскрикнул и с трудом поднялся на ноги. На его лице застыла гримаса боли, стыда и страха.
— Он был на тех страницах! — закричал Эмос. — Как шепот в моих ушах! Такой вкрадчивый! Он сказал, что может помочь! Сказал, что объяснит мне все, если я помогу ему освободиться!
— О Боже-Император! Все, что ты рассказал мне сегодня, ты узнал от этой ублюдочной твари — Черубаэля!
— Но это правда! — орал он. — Истина! Йисса-рил! Йиссаррррилллл!
Часы разразились неистовым звоном. Раскололись стеклянный кувшин и три бокала, стоявшие на бюро. По одной из линз очков Эмоса пробежала трещина.
Убер рухнул на пол.
Я вызвал сервиторов и перенес его в корабельный лазарет. Мы заперли его в изоляторе. Ради его и нашей безопасности.
Проклятые часы все еще звонили, когда я вернулся в его каюту, чтобы сжечь все бумаги.
Эмос. В течение всей последней недели нашего путешествия я дежурил возле него в лазарете. Убер проснулся спустя несколько часов после нашей беседы и не стал со мной разговаривать. Поначалу он даже отказывался от еды. День и ночь он сидел на койке, уставившись на закрытую дверь изоляционного отсека.
Мне очень не хотелось его запирать.
Спустя сутки он все-таки поел, но общаться отказывался. Все мы старались добиться от него хоть какой-нибудь реакции. И Медея, и Максилла пытались разговорить его. Но их старания не принесли никакого результата.
Мы прибыли к Иеганде на день раньше запланированного. Настроение у всех членов моей команды было на нуле.
Никогда прежде я не понимал, насколько Эмос был важен для всех нас. Мы скучали без него и переживали по поводу случившегося.
Я казнил себя, и только себя. Да, Эмос проявил беспечность, но вина все равно лежала на мне.
Я ненавидел себя.
И ненавидел Черубаэля, мрачная тень которого слишком долго отравляла мне жизнь. Смогу ли я когда-нибудь — хотя бы когда-нибудь — освободиться от него?
Я решил, что если выживу, если одержу победу над Гло, то уничтожу Малус Кодициум, а затем вернусь на Гудрун и уничтожу Черубаэля. Я мог взять свой рунный посох и уничтожить его так же, как уничтожил его сородича, Профанити, на Фарнесс Бета.
В системе Иеганды господствовал окруженный кольцами газовый гигант. На его орбите висела полуавтоматическая транзитная станция. Ее установили и обслуживали консорциум торговых гильдий и Дома навигаторов, используя в качестве базы для отдыха и сервисного центра.
Одинокий «Иссин» подошел к ней, Максилла связался с начальником базы, и робот-буксир завел нас на одну из широких стыковочных платформ, выступавших из круглого, похожего на тарелку сооружения.
Когда мы с Максиллой и Медеей миновали воздушный шлюз, нас уже встречал хозяин — косматый, вялый мужчина по имени Окин. Он и еще четверо сотрудников заправляли здесь всем. Он объяснил, что они заключили двадцатимесячный контракт, а по его истечении уступят место новой команде. Посетители здесь бывают редко, сказал нам Окин. И еще добавил, что они с радостью выполнят все технические требования «Иссина» по доступной цене.
Он вообще много говорил. Изоляция играет ужасные шутки с рассудком людей.
Мы просто не могли заставить его замолчать. Закончилось все тем, что мне пришлось оставить его с Максиллой. Тот тоже был любителем поболтать.
А мы с Медеей отправились к центральному отсеку станции, чтобы проверить, не получал ли местный астропат каких-либо сообщений для нас от Гидеона. База казалась царством тлена и состояла из грязных коридоров и мрачных ангаров.
В воздухе висел устойчивый запах гнилого мяса, хотя Медея утверждала, что пахнет давно прокисшим молоком.
Оказалось, что, несмотря на безостановочную болтовню Окина, кое о чем он так нам и не сказал.
Кто-то дожидался нас в зале отдыха.
— Грегор. — Фишиг поднялся с ободранного дивана.
Он кутался в черную короткую походную накидку, наброшенную поверх темно-красного армированного комбинезона с серебряным гербом Инквизиции под подбородком.
Я в недоумении уставился на него:
— Что ты здесь делаешь, Годвин?
— Жду тебя, Грегор. Жду возможности все исправить.
— И как ты собираешься это сделать?
Он пожал плечами и развел руки в стороны. Это был открытый, спокойный, почти примирительный жест.
— Я сказал то, чего не должен был говорить. Слишком скоро судил тебя. Я всегда был упертым идиотом. Но годы службы с тобой изменили меня.
— Кто бы мог подумать, — язвительно заметила Медея.
Я предупреждающе поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Фишиг, ты предельно конкретно продемонстрировал свои чувства на Спеси. Не думаю, что мы снова сможем работать вместе. Мы оба испытываем недостаток взаимного доверия.
— И с этим мне бы хотелось покончить, — сказал он.
Никогда не слышал, чтобы он говорил так спокойно и так искренне.
— Годвин, ты подверг сомнению чистоту моих помыслов, заклеймил меня как еретика, а затем предложил мне покаяться, — напомнил я.
— Я был изрядно пьян, — сказал он, слегка улыбнувшись.
— Да, был. А что сейчас?