Только по взгляду ее прекрасных глаз можно было угадать, сколько всего ей пришлось пережить. Ее жизнь была тяжела, она стала свидетелем многих ужасных событий. В глубине ее взора таились тоска, душевная боль и глубокая печаль. Я знал, что она любила меня, и сам любил ее более чем кого-либо. Но когда-то давно по взаимному молчаливому согласию мы отказались от этого чувства. Я был псайкером, а она — неприкасаемой. Как бы мы ни тосковали по отвергнутой любви, вместе бы мы испытывали куда более сильные муки.
— Дахаулт…
— Сэр? — энергично откликнулся астропат. Он работал со мной уже в течение двадцати лет, дольше, чем любой другой астропат, какого я нанимал. По опыту мне известно, что их тело и сознание быстро изнашиваются. Дахаулт был крепким, крупным мужчиной с потрясающими навощенными усами. Я сам предложил ему отрастить усы в качестве некоторой компенсации за то, что ему, как всякому астропату, приходилось наголо брить голову. Без сомнения, он был мощным и способным специалистом и хорошо приспособился к моему режиму работы. Только в последние несколько лет у него стали проявляться признаки психического истощения — дряблая, обвисшая кожа, затравленный взгляд, афазия. Я очень надеялся, что смогу отправить его на пенсию прежде, чем эта работа спалит ему рассудок.
— Проверь, что можно услышать, — сказал я ему. — Фишиг говорит, что магнитосфера блокирует вокс-передачи, но Туринг может использовать астропатов.
Он кивнул и зашаркал к своей компактной экранированной каюте под мостиком, чтобы включить в свой череп штепселя сети астрокоммуникаций.
Наконец я повернулся к Бексу Бегунди и Дуклану Хаару. Раньше Хаар был снайпером в 50-м Гудрунском стрелковом полку Имперской Гвардии — полку, с которым у меня давние связи. Среднего телосложения, он носил матовую, антибликовую облегающую броню, а именной жетон, оставшийся со времен армейской службы, свисал с шеи на шнурке. Дуклан потерял ногу в сражении на Вичарде и был списан в запас по инвалидности. Но при этом он продолжал управляться с длинноствольным снайперским лазерным ружьем так же хорошо, как когда-то Дуж Гусмаан, который уже давно покинул наши ряды… Я до сих пор не могу простить себе его гибель…
Хаар был чисто выбрит, а каштановые волосы подстригал так же аккуратно, как и в те дни, когда еще маршировал по плацу. Он носил оптический прибор, оборудованный коленчатой лапкой прицела, которая опускалась на правый глаз. Прибор крепился на его голове изгибающейся над ухом дужкой. Дуклан предпочитал это устройство стандартным прицелам, и, помня количество произведенных им точных выстрелов, я не считал нужным с ним спорить.
Бекс Бегунди был бандитом в самом прямом смысле этого слова. Сорвиголова, как назвал бы его Коммодус Вок. Преступник, мошенник, аферист и мерзавец, рожденный в трущобах Саметера, мира, к которому я не испытывал теплых чувств, поскольку однажды оставил там руку. Бекс был рекрутом Гарлона Нейла — возможно, одной из его мишеней, которой предоставили выбор между жизнью и смертью, — и присоединился к моей команде шесть лет назад. Бегунди отличали невыразимая дерзость в речах и невероятно умелое обращение с пистолетами.
Высокий и не слишком красивый тридцатилетний парень весь прямо-таки светился потрясающей харизматичностью. Темноволосый, с идеально ухоженной, черной как уголь эспаньолкой, обрамляющей нахально улыбающийся рот. Резко выступающие скулы, обтянутые мертвенно-бледной кожей, контрастировали с черной краской для век под опасно сверкающими глазами — такая раскраска была обычной для бандитов из трущоб. Он носил тяжелую кожаную куртку, украшенную богатой вышивкой шелком и нелепыми скоплениями блесток. А вот в паре автоматических пистолетов марки «Гекатер», покоящихся в выполненных на заказ особенных кобурах, позволяющих быстро выхватить оружие, ничего смешного не было.
— Будьте готовы. Не исключено, что сразу после высадки нам придется вступить в перестрелку, — сказал я.
— Потрясные новости, — откликнулся Бегунди с голодной улыбкой.
— Только скажите, куда стрелять, сэр, — отозвался Хаар.
Я удовлетворенно кивнул.
— Никакой показухи, слышите меня? Рисоваться будете потом.
Казалось, мои слова задели Бегунди за живое.
— Можно подумать, бывает иначе! — возмутился он.
— На самом деле я думал о тебе, Хаар, — ответил я.
Хаар покраснел. Он оказался чрезвычайно… увлекающимся. Инстинкт убийцы.
— Можете доверять мне, сэр, — сказал он.
— Это важно. Я знаю, что это всегда важно, но на сей раз, это… личное. Так что без фокусов.
— Мы ловим парня, который кокнул папочку Ди? — спросил Бегунди.
Ди. Так они называли Медею Бетанкор, моего пилота.
— Да. И ради ее блага, будьте настороже.
Я поднялся в кабину. Мимо нас проплывали нагромождения облаков. Медея управляла машиной с видом взбесившегося демона.
Ей было немногим более семидесяти пяти лет — еще практически девчонка. Ошеломительная, изменчивая, умная, сексуальная, она унаследовала талант пилота от своего погибшего отца так же, как и его темную главианскую кожу и внешнюю красоту.
Она носила светло-вишневую летную безрукавку Мидаса.
— Медея, ты не должна терять самообладания, — сказал я.
— Хорошо, — ответила она, не сводя взгляда с панели управления.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Это только работа.
— Я знаю. Все хорошо.
— Если захочешь отказаться, я пойду тебе навстречу.
— Отказаться?! — прорычала она и резко обернулась ко мне. Ее огромные карие глаза наполняли сердитые слезы. — Мы преследуем убийцу моего отца! Я всю свою жизнь ждала этого момента! И это не метафора! Я не собираюсь отказываться, босс!
Она никогда не знала своего отца. Фэйд Туринг убил Мидаса Бетанкора за месяц до ее рождения.
— Прекрасно. Ты будешь мне нужна. Я бы хотел, чтобы ты была со мной. Но не давай волю эмоциям, хорошо?
— Этого не будет.
— Рад слышать.
Последовала долгая пауза. Я развернулся, собираясь уйти.
— Грегор? — мягко произнесла она.
— Да, Медея?
— Убей этого выродка. Пожалуйста.
Вернувшись в свою каюту, я приступил к приготовлениям. Вместо костюма главного ревизора я надел бронированный доспех, армированные сталью высокие сапоги, кожаную куртку и тяжелый, непромокаемый плащ с бронированными щитками на плечах. Знак властных полномочий я закрепил на груди, а инсигнию инквизитора повязал под горлом.
Затем я извлек из сейфа свое излюбленное оружие — крупнокалиберный болтерный пистолет, рунный посох, сделанный для меня магосом Адептус Механикус Буром, и наконец изогнутый, испещренный пентаграммами силовой меч, который был выкован из сломавшейся на две половины картайской сабли — Ожесточающей.
Я поочередно благословил их.