— Вебла?! — окликнул его Витали.
Герлах отошел от костра. Всего несколько шагов — и стало темно и холодно. Без кольчуги и доспехов отсыревшее полотняное белье и войлочная куртка неприятно липли к потному телу.
Вокруг костра кислевиты установили палатки. Проходя между ними, Герлах понял, что это очень примитивные конструкции. Каждый лансер, соорудив треногу из копья и двух дротиков, ловко накидывал на нее свой плащ или одеяло, служившее попоной. Герлах слышал лошадей, чувствовал их запах, но в кромешной темноте холодной ночи никак не мог их разглядеть.
— Вебла! — Это подошел Витали, в руке он держал сук, который поджег от костра.
— Мой конь, — сказал Герлах. — Я не присмотрел за ним. Он начал хромать…
Витали пожал плечами:
— Мой конь?
Витали взял его за рукав и повел вниз по склону. Лошади находились в загоне из дрока, и только конь Димитера и Саксен были на привязи. Степные лошадки покорно жались друг к другу.
В центре стада что-то светилось. Подойдя ближе, Герлах увидел, что свет исходит от небольшой масляной лампы.
Двое обнаженных по пояс и взмокших от пота лансеров начищали лошадей пучками травы. Возле лампы ссутулился старик в длинном бешмете и ловко правил подкову с помощью маленького стального молоточка.
— Бородин! — тихонько позвал Витали.
Старик закончил работу и поднял над головой свою тусклую лампу. Это была небольшая глиняная чаша с фитилем.
Витали на кислевском объяснился со стариком.
Тот поднес лампу к лицу Герлаха и внимательно посмотрел на него. У самого Бородина было обветренное, изборожденное морщинами лицо.
Он отвел Герлаха к Саксену. Конь знаменосца и боевой конь Димитера были расседланы и вычищены. Бородин поднял переднюю ногу Саксена и показал Герлаху новую подкову. Он также смазал копыто целебной мазью.
Пока Герлах спал, кислевиты позаботились о его коне, как о своих лошадях.
— Бородин — мастер лошадь, — сказал Витали.
— Мой друг хотел сказать «мастер по лошадям», — поправил Витали старый кислевит. — Это честь для меня занимать такой пост в роте, еще я мастер по металлу.
У старика был сильный акцент, но он очень хорошо изъяснялся на родном языке Герлаха.
Витали и Бородин заметили удивленное выражение на лице Герлаха. Витали рассмеялся.
— Бородин много учится, — усмехнулся он.
— Возвращайся к огню, солдат Империи, — мягко сказал Бородин. — Тебе нужен отдых не меньше, чем Саксену.
Герлах кивнул и позволил Витали увести себя вверх по склону холма.
На полпути он резко остановился и посмотрел назад.
— Откуда ты узнал имя моего коня? — крикнул он.
Но Бородин снова принялся за работу и ничего не ответил.
К тому времени, когда они вернулись к костру, разогревшиеся и насытившиеся лансеры оживились. Бурдюк с кумысом ходил по кругу, песни звучали громче и веселее. Теперь уже пело несколько кислевитов, а один подыгрывал им на деревянном инструменте, похожем на уменьшенную копию лютни. Он ловко пощипывал струны, извлекая из своего инструмента ломкие звенящие звуки. Два лансера отбивали ритм на перевернутых котелках. Кто-то танцевал вокруг костра, прихлопывая в ладоши.
Герлах и Витали устроились на прежнем месте, к ним присоединился Вейжа с молоденьким лансером по имени Кветлей. Еще несколько раз они принимали бурдюк, пили из него и передавали дальше. Герлах окончательно расслабился.
— О чем они поют? — спросил он.
Витали и Вейжа совместными усилиями пытались сформулировать ответ. Каждый предлагал несколько слов, они жонглировали ими и порой приходили к одному результату. Витали владел языком Герлаха гораздо лучше, чем думал сам. Юный Вейжа, который не переставал поправлять Витали, на деле владел языком Империи куда меньше, чем ему представлялось. Кветлей, который и двух слов связать не мог по-имперски, просто сидел и наблюдал.
Люди, объяснили Герлаху, благодарят богов: Урсана — Отца Медведей — за защиту; Дазха — за огонь; Тора — за победу.
Герлаха одолевала дремота, уже почти в полусне он задал еще один вопрос:
— Кьязаки. Зачем вы выкололи им глаза?
Витали и Вейже потребовалось время, чтобы понять смысл вопроса.
— Ослепить, яха? — переспросил Витали.
— Они уже были мертвы.
— Нэ. Не их души. Духи вернуться. Злые. Искать здесь, искать там, искать везде, где найти, кто их убил. Витали не хочет духи найти его, яха?
Герлах рассмеялся; несмотря на жар от костра, его бросило в дрожь, и он из суеверия коснулся бляхи на ремне.
Духи пришли за ним поздно ночью. Они, как туман, просачивались из леса между стволов деревьев, шелестя листвой. Духи клубами поднимались от подножия холма, их приближение встревожило лошадей в загоне.
Лагерь спал, но костер еще был высоким. Герлах поднялся и наблюдал за тем, как к нему приближается туман духов. Трава на их пути покрывалась изморозью. Они завывали, как далекий ветер, и тянули к Герлаху белые, полупрозрачные руки. На их вытянутых лицах зияли кровавые дыры глазниц.
Герлах не представлял, как с ними сражаться. Меч не может разрубить то, чего нет.
Духи витали вокруг — серебристый туман призрачных фигур. Они шипели и проклинали Герлаха за то, что он бросил их тела на пропитанной кровью земле.
Их лица окружали Герлаха со всех сторон — открытые рты, пустые глазницы, ввалившиеся щеки.
Он знал их.
Мейнхарт Стауэр, Сиболд Тракс, Йоханн Фридел, Гермен Волкс, Ганс Одамар, Карл Райнер Воллен…
Герлах очнулся от сна в холодном поту. Он лежал на траве на склоне холма. Костер превратился в мерцающие угли. Кислевиты спали.
Было жутко холодно. На востоке занимался рассвет.
Герлах закутался в плащ и постарался заснуть.
Костяной рог взял длинную низкую ноту. Герлах встрепенулся и через секунду уже был на ногах. Его пошатывало. Солнце уже взошло. Костер потушили, золу разбросали по земле. Исчезли даже обугленные кости от ужина. Не было и палаток. Только пепелище и он в полном одиночестве.
Снова взвыл рог. Подозревая нападение врага, Герлах собрал свои доспехи и побрел вниз по склону холма.
Рота была в полном сборе. Лансеры-кислевиты в оборванных плащах и шкурах стояли возле своих лошадей, их великолепные доспехи были сложены в узлы и приторочены к деревянным седлам. Горнист, сидя верхом, приложил рог к губам и запрокинул голову. Еще одна длинная нота разорвала раннее утро. Украшенное орлиными крыльями знамя билось над степью.
За спинами всадников поднималось солнце. Небо было красноватого оттенка, как разбавленная водой кровь, колеблющаяся на ветру трава отливала ржавчиной и розовым. Казалось, все замерло, только подрагивали лошадиные хвосты, хлопало знамя и колыхалась трава. На горизонте вырисовывалась пурпурная гряда холмов.