Маггард отворил перед ней дверь, и Петронелла шагнула в сияющий операционный зал, стены которого по всей окружности до половины человеческого роста были покрыты зелеными изразцами. Лежащего на операционном столе Воителя окружали стеклянные стеллажи и жужжащие аппараты, протянувшие к его телу целую сеть трубок и проводов.
Вокруг стола сновало несколько медицинских сервиторов, остальные ожидали вызова в стенных нишах, а из-под потолка свешивалась еще одна машина, которая с бульканьем перекачивала по трубкам прозрачную жидкость и кровь.
При виде беспомощно распростертого тела Воителя взгляд Петронеллы затуманился слезами. Навстречу ей вышел высокий воин Астартес в хирургической робе.
— Мисс Вивар, я апотекарий Ваддон.
Петронелла провела рукой по глазам и попыталась представить, как она сейчас выглядит — в порванной и заляпанной грязью одежде и с тушью, размазанной вокруг глаз. По привычке она собралась протянуть ему руку для поцелуя, но тотчас поняла, насколько это неуместно, и просто кивнула.
— Я Петронелла Вивар, — выдавила она. — Личный летописец Воителя.
— Я знаю, — ответил Ваддон. — Он упоминал ваше имя.
В груди Петронеллы вспыхнула надежда:
— Он пришел в себя?
— Да, — кивнул Ваддон. — Если бы это зависело от меня, вас бы здесь сейчас не было, но я не могу не повиноваться приказу командира, а он хочет с вами поговорить.
— Как он себя чувствует? — спросила Петронелла.
Апотекарий удрученно покачал головой:
— Он часто теряет сознание, так что не стоит ожидать слишком многого. Если я сочту, что вам пора уходить, вы немедленно должны покинуть операционную. Вы меня понимаете?
— Да, я понимаю, — сказала она. — Но прошу вас, можно мне сейчас с ним поговорить?
Ваддону явно не хотелось оставлять Петронеллу рядом с Воителем, но он отступил в сторону и дал ей пройти. Она кивком поблагодарила апотекария и нерешительно шагнула к столу.
Едва увидев его, она поспешно зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Щеки Хоруса запали, глаза утратили весь свой блеск и живость. Кожа приобрела серый оттенок и казалась старой и сморщенной, а губы посинели, словно у покойника.
— Неужели я так плохо выгляжу? — хрипловатым голосом спросил Воитель.
— Н-нет, — заикаясь, ответила она. — Нет, просто я…
— Не лгите мне, леди Вивар. Если вы хотите услышать мою исповедь, между нами не должно быть никакой лжи.
— Исповедь? Нет! Я не стану слушать. Вы должны жить.
— Поверьте, я и сам не желал бы большего, — прохрипел он, — но Ваддон сказал, что у меня не слишком много шансов, а я не хочу покинуть этот мир, не выполнив… Я должен сказать… пока не стало слишком поздно.
— Сэр, ваши деяния останутся в вечности. Прошу вас, не заставляйте меня…
Хорус недовольно мотнул головой и закашлялся, забрызгав кровью грудь, но голос его стал сильным и властным, как прежде.
— Вы говорили, что ваше предназначение — обессмертить меня и увековечить воспоминания о моих делах для будущих поколений. Это так?
— Верно, — всхлипнула Петронелла.
— Тогда выполните мою последнюю просьбу, леди Вивар, — попросил он.
Она с трудом сглотнула, достала из сумочки блокнот и мнемоперо, а затем уселась на стул рядом с операционным столом.
— Ну, хорошо, — сказала она наконец. — Давайте начнем с самого начала.
— Все зашло слишком далеко, — начал Хорус. — Я обещал своему отцу не допускать ошибок, и, пожалуй, мы начнем с них.
— Ошибок? — недоверчиво переспросила Петронелла.
— Это касается Тембы и его назначения правителем Давина, — сказал Хорус. — Он умолял меня не оставлять его одного, клялся, что это задание ему не по силам. Я должен был прислушаться, но слишком торопился к новым завоеваниям.
— Слабость Тембы нельзя ставить вам в вину, сэр, — заметила Петронелла.
— Спасибо за добрые слова, леди Вивар, но это я его назначил, — возразил Хорус. — И ответственность лежит на мне. Проклятье! Жиллиман живот надорвет от смеха, когда узнает об этом, и Лион тоже. Они будут говорить, что я недостоин титула Воителя, поскольку не способен читать в сердцах людей.
— Никогда! — воскликнула она. — Они не посмеют!
— О, посмеют, можете мне поверить, милая. Да, мы братья, но, как и все братья, ссоримся и стараемся превзойти друг друга.
Петронелла не нашлась, что сказать. Мысль о том, что могущественные примархи могут ссориться, как обычные люди, никогда не приходила ей в голову.
— Они ревновали меня, ревновали все, — продолжал Хорус. — А когда Император назвал меня Воителем, им оставалось только поздравить меня. Особенно бесился Ангрон, я и сейчас с трудом могу удерживать его в рамках. И Жиллиман вел себя не намного лучше. Я считаю, что он хотел бы оказаться на моем месте.
— Они вас ревновали? — не удержалась Петронелла, не в силах поверить тому, что услышала, и мнемоперо быстро заскользило по блокноту, запечатлевая ее мысли.
— Конечно, — кивнул Воитель. — Лишь несколько моих, братьев были настолько великодушны, что искренне склонили головы. Лоргар, Мортарион, Сангвиний и Дорн — вот мои настоящие братья. Я помню, как смотрел на улетающий с Улланора штурмкатер Императора, помню, как тосковал по отцу, но еще отчетливее помню нацеленные в мою спину ножи. Я читал их мысли, как будто они говорили вслух. Почему я, Хорус, избран Воителем, когда есть и другие, не хуже меня?
— Вас назначили Воителем именно потому, что вы были лучшим, сэр, — сказала Петронелла.
— Нет, — возразил Хорус. — Я не был лучшим. На тот момент я всего лишь более прочих устраивал Императора. Видите ли, в первые три десятилетия Великого Крестового Похода я сражался бок о бок с Императором и отчетливее остальных представлял его стремление управлять Галактикой. Он и мне передал эту страсть, и я носил ее в своем сердце, пока мы прокладывали свой путь среди звезд. Это было грандиозное предприятие; одна за другой звездные системы собирались под властью повелителя человечества. Леди Вивар, вы даже представить себе не можете, что значило жить в те времена!
— Звучит великолепно.
— Так оно и было, — сказал Хорус. — Было, но так не могло продолжаться вечно. Вскоре мы оказались в других мирах, где обитали мои братья-примархи. Почти сразу после рождения мы были разбросаны по Галактике, и только долгое время спустя Император собрал нас вместе.
— Должно быть, странно было встретиться с братьями, которых вы никогда прежде не видели.
— Не так странно, как вы могли подумать. В тот же момент, когда я встречал одного из них, я немедленно ощущал родственную связь, не подвластную ни времени, ни расстоянию. Не могу отрицать, что с некоторыми приходилось труднее, чем с прочими. Если вам приходилось встречаться с Ночным Охотником, вы поймете, что я имею в виду. Очень угрюмый тип, но совершенно незаменимый, когда требуется заставить чуждую империю дрожать от страха, прежде чем ее атаковать. Ангрон не намного лучше. Я хочу сказать, что у него самый непредсказуемый характер, какой можно себе представить. Думаете, вам известно, что такое ярость? Так вот, могу уверить, что вы понятия об этом не имеете, если не видели, как выходит из себя Ангрон. А о Лионе и вообще лучше помолчать.