Горя нетерпением, она кивнула.
– Наша группа очень малолюдна. К вам будут обращаться за помощью не более чем два или три раза в год.
– Понятно.
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
– Однако понятия «не особенно опасный» и «безопасный» едва ли можно считать одним и тем же. Некоторый риск с этим связан.
– Я готова пойти на риск.
– Но готов ли я позволить это?
– Да, – ответила она за него.
Он задумался, и Шарлотта терпеливо ждала, понимая, что торопить его сейчас было бы ошибкой. Наконец он глубоко вздохнул.
– Ладно, мисс Нэш. Хорошо.
На губах Шарлотты расцвела улыбка.
– Благодарю вас.
– Нет, дитя мое, не благодарите меня. Я ступаю по тонкому льду, и меня уже мучают угрызения совести. – Он снова вздохнул и протянул руку к золотому тяжелому фолианту, стоявшему на полке над его головой. – Поскольку мы решили, что вы будете играть роль посредника, вам, пожалуй, следует познакомиться с одним из моих агентов. С автором этого письма.
Он надавил на книгу, и Шарлотта широко раскрыла глаза от удивления, увидев, как секция книжного шкафа, бесшумно повернувшись, раскрылась в коридор, освещенный единственным фонарем.
– Входите, – пригласил ее священник.
У Шарлотты дрогнуло сердце. Ей предстояло встретиться с человеком, который верен своим убеждениям и продолжает работу, начатую много лет назад. С человеком, глубоко преданным делу. Она уже представляла себе героя – благородного, достойного, хотя, наверное, годы опасной, тайной работы сделали его осторожным и суровым...
– Нет никакой необходимости так громко разговаривать, святой отец. – Откуда-то из мрака материализовался молодой человек. Его худощавое лицо обрамляли слишком длинные темные волосы. Тяжелая челюсть заросла такой же темной бородой, почти скрывавшей шрам на левой щеке. На нем были широкий пиджак с обтрепанными обшлагами и такие же просторные изношенные панталоны, которые сползали с плоского живота. Его загорелое лицо озарилось улыбкой.
– Это... Дэнд Росс, – сказал отец Таркин, внимательно наблюдая за ней.
Она не узнала в нем одного из трех молодых шотландцев, которые приходили к ним в дом три года назад. Да и кто смог бы заметить кого-нибудь другого, если в той же комнате находился темноволосый, ангельски красивый Рамзи Манро? А кроме того, молодой человек, стоявший в ее Йоркской малой гостиной, только что вышел из французской тюрьмы, где пробыл в заточении два года.
Этот человек почему-то показался ей несколько дерзким и опасным. Их взгляды встретились, улыбка застыла на его лице, а у нее внутри что-то затрепетало, словно крылья птицы, оказавшейся в клетке. Она шагнула вперед и приоткрыла губы – то ли для того, чтобы улыбнуться, то ли поприветствовать...
В глубине его глаз что-то промелькнуло.
– А это кто такая? – с нарочитой медлительностью произнес он. – Я и не подозревал, что вы теперь принимаете также сироток женского пола, святой отец. Я наверняка не ошибся. Чем же еще объяснить, что одежда на ней на два размера меньше, чем нужно, и настолько выношена, что сквозь нее все видно?
«Вот тебе и герой», – подумала Шарлотта.
Франция, поздняя осень 1788 года
– Я должен уехать с мистером Джонстоном, мэм? – спросил мальчик, взглянув на учителя английского языка. В его голосе не было страха, как не было и надежды, что ему удастся убедить свою мать отказаться от ее плана, но Джереми Джонстон мысленно похвалил его за попытку.
– Да. Все уже спланировано. – В голосе леди в бархатном платье не было и намека на материнское чувство. Она сжала рукой плечо мальчика, и ее взгляд над его головой встретился со взглядом Джереми. – Он умный мальчик. Не по годам. Он не доставит вам хлопот.
То, что она нервничала и ей не терпелось поскорее покончить с этим делом и отослать мальчика, было заметно лишь по тому, как она время от времени оглядывалась через плечо.
– Я буду защищать его, не щадя своей жизни, мэм. Для меня большая честь, что вы оказали мне такое доверие. – Джереми низко склонился к руке леди. Он никогда еще не приближался так близко к ней. С тех пор как он прибыл во Францию три года назад, чтобы заняться обучением ее маленького сына, они всегда общались в этом огромном доме через посредников.
Он исподтишка изучал ее, пытаясь найти какое-то сходство между матерью и сыном, но не обнаружил почти никакого. У нее было округлое миловидное лицо, однако оно выражало непреклонную решимость, которую мальчик, судя по всему, не унаследовал.
Он был хорошим мальчиком, сообразительным, с врожденной склонностью к подражательству. Он уже говорил по-английски без малейшего акцента. Джереми он не просто нравился, он им даже восхищался за силу духа. Его глубоко трогала несомненная стойкость мальчика, оказавшегося в эпицентре страшных беспорядков.
Джереми подозревал, что этими беспорядками – всего две недели назад в Гренобле вспыхнули бунты – объяснялось решение знатной леди отправить своего единственного сына к друзьям в Шотландию, пока во Франции не нормализуется обстановка. Хотя Джереми знал, что мальчик беспрекословно подчинится требованию своей родительницы, он не мог не заметить страдальческое выражение лица мальчика. Его отрывали от знакомой обстановки и всех, кого он знал, и Джереми ему сочувствовал.
Он тихо кашлянул.
Леди холодно взглянула на него.
– В чем дело, мастер Джонстон?
– Может быть, в этом нет необходимости, миледи? Наверняка король...
– Король дурак, а его жена тем более. Все это плохо кончится, и если его высочество отказывается видеть то, что мне абсолютно ясно, то я не стану жертвовать своим ребенком из-за его слепоты. Нет. Мальчик поедет в Шотландию.
– Да, мэм. – Джереми отвесил низкий поклон. Леди сделала нетерпеливый жест рукой, и один из ее слуг, стоящих на почтительном расстоянии, выступил вперед и протянул увесистый бархатный кошелек. Она взяла его и передала Джереми.
– Этих денег с избытком хватит для вас обоих. Внутри лежит письмо к моим друзьям, в котором я прошу их предоставить убежище моему сыну. Я вручаю его вам и прошу доставить его вместе с моим сыном сразу же по прибытии. – На ее гладком лбу впервые появились морщинки сомнения. – Понимаю, что было бы лучше, если бы я заранее сообщила им о своих планах... но ситуация становится опасной. Я не осмеливаюсь медлить.
Она наклонилась так, что ее лицо оказалось на уровне лица мальчика. Он, не моргнув, выдержал ее взгляд. Джереми почувствовал, что мальчику очень хотелось бы обнять ее. Но он этого не сделал. Он стоял молча.
– Не забывай, кто ты такой, сын мой. Никогда не забывай о том, кто ты есть и чего от тебя ждут.
– Я не забуду, мэм, – торжественно пообещал он.