«Пожалуйста, приди сегодня вечером».
Накинув рубашку, он бросился вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и, схватив плащ, выбежал под дождь.
Монастырь Сент-Брайд,
весна 1799 года
– Никто не должен знать, куда вы отправляетесь. Ни другие мальчики, ни монахи. Им будет сказано, что вам надоела монастырская жизнь и вы решили отправиться искать приключений в злачных местах Эдинбурга, – сказал отец Таркин, останавливаясь перед каждым из юношей и заглядывая в каждую пару глаз пытливым взглядом. – Эта история ни у кого не вызовет сомнения. Ведь вы четверо чуть ли не десяток лет живете душа в душу.
– А как насчет Джона Гласса? – поинтересовался Кит Макнилл.
– Почему ты спрашиваешь? – насторожился отец Таркин.
– Он что-то подозревает. Он приставал к Дугласу с расспросами о том, куда мы ходим после утренней службы и зачем Рэм так усердно работает над французским произношением.
– Что же ты ответил ему, Дуглас? – спросил отец Таркин, обращаясь к русоголовому юноше, стоявшему в конце шеренги.
– Я сказал ему, что мы планируем удрать из монастыря и добиться для себя славы и известности, – усмехнулся Дуглас. Дэнд видел, как он возбужден, как ему не терпится приступить к заданию, которое сформулировали отец Таркин, брат Туссен и загадочный посетитель из Франции. – И это не слишком далеко от истины.
– Нет, если все пойдет так, как мы рассчитываем, – сказал отец Таркин. – А в этом случае никто никогда не узнает, кто вы такие. Как и сейчас. – Его взгляд многозначительно задержался на Дэнде, чего остальные парнишки, казалось, даже не заметили.
Дэнд запомнил совет, который дал ему много лет назад старый грабитель разбившихся судов перед тем, как отец Таркин подобрал его на обочине дороги. Прошло много лет, прежде чем он открыл мудрому настоятелю свое происхождение. Конечно, к тому времени это едва ли могло иметь большое значение. Из его ближайших родственников никого не осталось в живых, а те, кого могло заинтересовать его местонахождение, не знали, где его искать. К тому же не было никаких доказательств того, что он именно тот, кем себя считает.
Только он об этом не забыл. Никогда не забывал. И не забудет.
– Я знаю, кто я такой, – со спокойной уверенностью заявил Дуглас. – И я знаю людей, которые рядом со мной. Мне не нужно знать их происхождение, чтобы понять, какие превосходные это люди.
Отец Таркин одобрительно взглянул на него и кивнул:
– Хорошо сказано, Дуглас.
– Остается надеяться, что это окажется правдой, – пробормотал брат Туссен, с сомнением окидывая взглядом четверых молодых людей. – Кит слишком импульсивен, Рэм слишком нежен – себе во вред, Дугласу необходимо забыть о том, что он выполняет какую-то благородную миссию, а что касается Дэнда... – он покачал головой, – то я не знаю, о чем он думает. И никогда не знал.
– Чаще всего Дэнд и сам не знает, о чем думает Дэнд, – заявил Дуглас, хлопая по плечу Дэнда и разряжая напряжение. – К счастью для него, мы втроем позаботимся о том, чтобы ему было чем занять свои мысли.
Все рассмеялись. Даже Туссен, сам того не желая, улыбнулся.
– Не тревожьтесь, брат, – сказал, успокаиваясь, Дуглас. – Вы еще будете нами гордиться, клянусь вам.
Калхолланд-сквер, Мейфэр,
3 августа 1806 года
Шарлотта сидела на скамье в коридоре напротив напольных часов, прислушиваясь к шуму дождя. Единственное бра на стене освещало коридор медовым светом, размывающим яркие цвета восточной ковровой дорожки и окрашивающим букет желтых роз, стоявший на столике, в янтарные тона.
Она ждала, не спуская глаз с входной двери. Часовой механизм захрипел, и часы пробили десять раз.
Час назад она почти закончила упаковывать свои вещи. Сорок пять минут назад она отправила записку Дэнду. Тридцать минут назад она отпустила слуг. Им не нужно было напоминать дважды, и они, радуясь такой милости со стороны хозяйки, исчезли в мгновение ока, пока она не передумала. Пятнадцать минут назад она спустилась сюда.
Громкий стук дверного молотка застал ее врасплох. Вскочив на ноги, она подбежала к двери и отодвинула задвижку. В дверях появился промокший Дэнд Росс – с непокрытой головой, в расстегнутом плаще, – глаза его были темнее ночи.
Он удивился тому, что она сама открыла дверь, огляделся, ожидая увидеть слуг. Выражение лица у него было напряженное, губы, всегда готовые изогнуться в улыбке, сейчас были плотно сжаты.
– В чем дело? Где слуги? Что случилось?
Теперь, когда он был здесь и молча прошел мимо нее в слабо освещенный коридор, она вдруг утратила уверенность в том, что поступила правильно, написав записку.
– Все в порядке, – сказала она. – Я дала слугам свободный вечер. А если говорить о том, что случилось... – Она помолчала, глядя на него. Он ждал. Вода, сбегавшая с поношенного плаща, образовала лужу под ногами и растекалась по паркетному полу. Она заметила, что он уже избавился от изящных вещей Рэма и снова надел свою старую, залатанную и дурно сшитую одежду. – Сент-Лайон написал мне и пригласил погостить в его замке.
Он насторожился: – Когда?
– Он пришлет за мной экипаж... послезавтра утром, – солгала она, не желая портить эту встречу ненужной спешкой.
– Через два дня?
– Да, – тихо ответила она. Он мрачно нахмурился.
– Будь я проклят, – пробормотал он.
– Мне кажется, что по роли мне надо произносить эту реплику, – сказала она, пытаясь разрядить обстановку.
Шарлотта повернулась к нему спиной якобы для того, чтобы запереть дверь, а на самом деле пытаясь обуздать нахлынувшие на нее эмоции: радость, страх, чувство вины, желание. Она услышала, как он сбросил плащ и подошел к ней ближе. Дэнд взял ее за плечи и повернул к себе. Глаза его поблескивали, как всегда, но почему она раньше не замечала такой глубины под этим блеском?
Он нежно обхватил ладонью ее щеку. Тихо вздохнув, она закрыла глаза и почувствовала, как пальцы его другой руки скользнули под шелковистые кудряшки на шее, и вот уже ее затылок уютно пристроился на его ладони.
– Почему ты послала за мной, Лотти? – тихо спросил он. Его руки дрожали.
Она открыла глаза. Сердце ее учащенно билось от страха и ожидания.
– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, Дэнд. У него перехватило дыхание.
– Почему?
– Потому что ты был и по-прежнему являешься моим первым героем.
Есть такая вещь, как правда, но есть еще и голая правда.
– Потому что я девственница, – просто сказала она и застыла в ожидании.