Первый Капитан повернулся, освобождая путь Манусу, и поставил молот рукоятью вверх у своих ног, а знаменосцы последовали за Примархом, начавшим обходить залу по кругу, приветствуя собравшихся. Феррус никогда не любил церемонные встречи или протокольные беседы, поэтому его военные советы всегда проходили в подобных покоях, где зачастую и стульев-то не было. Зато любой мог высказать свое мнение, невзирая на лица, чины и звания.
— Друзья мои, — начал Манус. — Я получил вести от братьев-примархов.
Железные Руки с радостью встретили его слова, они всегда с нетерпением ждали новостей о разбросанных по Галактике Астартес. Конечно, воины Десятого Легиона считали необходимым и правильным отмечать победы других Экспедиций, но при том не забывали сравнивать чужие достижения со своими и стараться изо всех сил, чтобы не оказаться в хвосте. Железные Руки считали себя лучшими среди всех Легионов (ну, может, если не считать Лунных Волков Воителя).
— Прежде всего, Имперские Кулаки Рогала Дорна отозваны на Терру, где его воины займутся укреплением врат и стен Императорского Дворца.
Сантар пробежал взглядом по лицам собравшихся и увидел на них беспокойство и недоумение. Он и сам немало удивился тому, что Седьмой Легион прерывает Великий Поход и возвращается на родину человечества. Ведь это тысячи славных воинов, не уступающих Железным Рукам в силе и храбрости. В чем же смысл такого приказа?
Феррус Манус не мог не увидеть смущения на лицах бойцов и продолжил:
— Я не знаю причин, побудивших Императора поступить так. Имперские Кулаки ничем не запятнали себя, так что это не наказание. Видимо, они станут преторианцами Императора, и, хотя это воистину великая честь, но она не для нас — ведь ещё не все войны выиграны и не все враги сокрушены!
Вновь прозвучали одобряющие выкрики, заглушившие шум молотов. Манус же продолжал прохаживаться по залу, его серебряные руки и глаза сияли в глубоком мраке Анвилариума.
— Волки Русса расширяют пределы Империума с невиданной быстротой, и летопись их побед растет с каждым днем. Впрочем, чего ещё ждать от детей мира столь же яростного и безумного, как наш?
— А слышно что-нибудь о Детях Императора? — спросил чей-то голос, и Сантар улыбнулся, зная, как Примарх любит поговорить о своем самом дорогом брате. С лица Мануса спала маска спокойствия, и он с радостью ответил:
— Конечно же, друзья мои. Мой брат Фулгрим присоединится к нам с лучшей частью своей Экспедиции!
И вот теперь от металлических стен зала отразилось по-настоящему громогласное эхо счастливых возгласов. Дети Императора всегда были лучшими друзьями Железных Рук, ведь в обоих Легионах прекрасно знали о глубоких узах братства между Фулгримом и Феррусом. Эти полубоги сдружились раз и навсегда ещё при первой встрече.
Безусловно, Сантар хорошо знал эту историю, которую Примарх не один раз рассказывал за обеденным столом, и все детали запомнились так хорошо, словно она произошла с ним самим.
Итак, Манус и Фулгрим впервые встретились у подножия горы Народной, величайшей кузницы Урала. Феррус тогда трудился рядом с мастерами, некогда служившими Клану Терраватт во время Объединительных Войн. Примарх показывал им свой чудесный талант и невероятные способности жидкого металла своих рук, а Фулгрим вместе с Гвардией Феникса прогуливались по гигантскому, врезавшемуся в тело горы комплексу.
Никогда прежде не встречавшиеся Примархи сразу ощутили друг в друге великие познания — алхимические, оружейные и иные, что были вложены в их умы при создании Императором. Перепуганным мастерам же они показались богами, и те распростерлись у ног могучих воинов, боясь, что те начнут меж собой кровопролитную схватку.
Феррус Манус любил пересказывать Сантару, как Фулгрим встал в эффектную позу и объявил, что явился в кузницу с тем, чтобы выковать самое совершенное оружие из когда-либо созданных, чтобы сражаться им в Великом Походе.
Ну и конечно, Примарх Железных Рук не мог оставить подобное хвастовство без ответа. Он рассмеялся Фулгриму в лицо, заявив, что его «нежные ручки» никогда не смогут создать что-то достойное. Тот принял вызов с поистине королевской гордостью, и оба Примарха, раздевшись до пояса, приступили к работе. Она продлилась несколько недель без перерыва, и единственными звуками, сопровождавшими её, был грохот кузнечных молотов, шипение охлаждаемого металла и добродушными подколками юных богов, стремившихся превзойти друг друга.
Наконец, по прошествии трех месяцев напряженного труда, герои окончили свои творения. Фулгрим создал дивный молот, способный одним ударом сравнять с землей гору, а Манус — золотой клинок, вечно горевший пламенем своей матери-кузни. Оба они были прекраснее любого оружия, когда бы то ни было сработанного людьми, и Примархи в один голос объявили, что спор выиграл противник.
Фулгрим сказал, что золотой меч подобен тому, что отковал легендарный герой Нуада Среброрукий, а Феррус Манус — что лишь могучие боги грома из нордийских легенд достойны столь прекрасного молота.
Без лишних слов, Примархи обменялись оружием и назвали это залогом вечной дружбы и братства.
Сантар лишний раз осмотрел молот, ощущая его скрытую силу и понимая, что не мастерством единым он был создан. Любовь и честь, верность и дружба, смерть и отмщение… все воплотилось в его величественном образе, и то, что «Крушителя Стен» создал великий брат их грозного примарха, делало оружие поистине легендарным.
Наконец Феррус Манус замкнул круг вдоль стен Анвилариума, и его лицо вновь омрачилось.
— Да, братья мои, радуйтесь, что скоро вы будете сражаться рядом с воинами Фулгрима, но не забывайте: они придут сюда лишь потому, что мы проявили слабость!
Оживление в зале тут же пропало, и воины начали с опаской посматривать друг на друга, избегая взгляда разгневанного Примарха. Тот продолжил свою речь:
— Диаспорекс продолжает ускользать от нас, и мы из-за этого не можем вернуться к распространению света Имперских Истин по Скоплению. Как вообще флот из кораблей тысячелетней давности, ведомый обычными людьми, может водить нас за нос столь долго? Отвечайте!
Никто не решился поднять голос, и Сантар ощутил глубокий стыд за подобное проявление слабости духа. Он крепко сжал рукоять великого молота, и сквозь сталь его аугметической руки словно пробежала искорка. Верные слова сами вдруг родились в его голове:
— Потому что мы не можем совладать с ним одни.
— Именно! — откликнулся Манус. — Не можем. Мы изо всех сил пытались справиться с Диаспорексом семь долгих месяцев, и теперь это совершенно ясно. Железные Руки стремятся искоренить слабость во всем, но просить о помощи — это не слабость. Слабость и глупость — отказываться от протянутой руки. Продолжать безнадежное сражение и отталкивать тех, кто готов подставить плечо — просто слепое упрямство.
Примарх вернулся к входу в Анвилариум и приобнял за плечи астропата Кистора. Рядом с могучим Примархом высокий Кистор казался карликом, и, казалось, чувствовал странную боль от такого соседства.