Фулгрим. Образы предательства | Страница: 90

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Коммандер, прошу вас, — пригласил он Эйдолона выйти вперед.

Поклонившись, тот встал по правую руку от Примарха:

— Воитель вновь зовет нас помочь Сынам Хоруса в бою! Он по достоинству оценил наши умения и доблесть, а мы вновь с радостью докажем свое превосходство над собратьями. Над системой Истваана нависла угроза самого масштабного восстания в истории Великого Похода, и поэтому мы будем там не одни: Воитель призвал также Гвардию Смерти и Пожирателей Миров!

Пораженный вздох разнесся по палубе при звуке имен столь жестоких Легионов, Эйдолон же лишь снисходительно улыбнулся.

— Я вижу, многие из вас помнят о том, как сражались рядом с этими Астартес, и прекрасно, сколь мрачной и безыскусной становится война, когда они принимают участие в ней. Что ж, тем ярче засверкает на их фоне слава и честь Третьего Легиона! Мы покажем им и Воителю, как воюют избранные Императором!

Десантники разразились одобрительными криками, а Фулгрим неожиданно помрачнел. Он подумал о том, как тупое упорство Веспасиана, по сути, обрекло на смерть множество прекрасных воинов, ставших бы в сияющий строй армии Воителя и овеявших себя славой в Новом Походе.

Сражаясь за Хоруса, они достигли бы невиданных высот совершенства.

Увы, Веспасиан в слепоте своей запрещал им принимать химические стимуляторы Байля и проходить через возвышающие хирургические вмешательства, тем самым превратив своих воинов в будущих жертв смертельной ловушки, устроенной Воителем на Истваане 3. Фулгрим понял, что должен был гораздо раньше покончить с лорд-коммандером, и смесь жалости, презрения и ненависти наполнила его жилы прекрасным возбуждающим коктейлем.

— Воитель требует, чтобы мы прибыли немедленно! — Эйдолон перекричал шум в строю Детей Императора. — Хотя Истваан не столь далек от Каллинида, состояние варпа продолжает дестабилизироваться, поэтому нужно спешить. Мой ударный крейсер «Андрониус» снимается с орбиты через четыре часа. Не забывайте о том, что нам предстоит отвечать за весь Легион, и я хочу, чтобы во время битвы за Истваан Воитель стал свидетелем высочайшего искусства войны!

Эйдолон отсалютовал Примарху, и тот немного похлопал ему.

Теперь Фулгриму осталось выполнить последний из приказов Воителя.

Ему предстояло привлечь на его сторону Ферруса Мануса.

Глава Девятнадцатая Ошибка правосудия

ДАЛЕКИЙ ГРОХОТ МОЛОТОВ, СТУЧАЩИХ НА ОРУЖЕЙНЫХ ПАЛУБАХ, РАЗНОСИЛСЯ по Анвилариуму «Железного Кулака», но Габриэль Сантар, Первый Капитан Железных Рук, почти не слышал их. Морлоки-Терминаторы безмолвно и грозно стояли на страже у стен громадной и мрачной залы, заслуженнейшие из них возвышались у врат в святую святых примарха, Железную Кузню. В шипящих клубах пара, окутывающих Анвилариум, их мощные фигуры страшно искажались, и в памяти Сантара возникали обрывки воспоминаний о настоящих морлоках — жестоких хищниках, властвовавших над ледяной тундрой Медузы до прихода Мануса.

Сердце Габриэля, хоть он и не осознавал этого, билось в унисон с ударами далеких молотов, взволнованное мыслями о том, что рядом с ним вновь находятся двое могущественнейших созданий в Галактике. Сантар чувствовал, как его наполняет гордость, восхищение, и, если быть честным, легкое чувство собственного ничтожности.

Феррус Манус возвышался над Габриэлем, великолепный в своей сияющей черной броне, облаченный в блистающий серебристый плащ. Высокий ворот из темного железа скрывал от глаз нижнюю часть лица Примарха, но Первый Капитан хорошо знал своего повелителя, и не сомневался, что Феррус улыбается в предвкушении новой встречи с братом.

— Как же я рад, что Фулгрим вновь явился сюда, — произнес Манус, и Сантар услышал в голосе Примарха какое-то легкое беспокойство, странно схожее с тем, что чувствовал он сам.

— Мой лорд? — решиться спросить он. — Что-то не так?

Примарх обратил на него взгляд своих глубоких суровых глаз:

— Нет, вовсе нет, друг мой, но… Ты же был там, когда мы прощались с Детьми Императора после победы над Диаспорексом, и помнишь, что расстались мы не так, как должно братьям по оружию.

Сантар кивнул, вспомнив прощальную церемонию, устроенную на верхней палубе «Гордости Императора». Её пришлось провести именно на борту флагмана Фулгрима, поскольку «Железный Кулак», прикрывая «Огненную Птицу» от огня крейсеров Диаспорекса, понес слишком тяжелый урон. Разумеется, Примарх Детей Императора посчитал полуразрушенный корабль брата недостаточно достойным местом для празднования победы и одновременно расставания двух Легионов.

Хотя его слова и вызвали приступ ярости у крманды «Железного Кулака», Манус лишь в очередной раз посмеялся над заносчивостью брата и согласился попрощаться с Фулгримом там, где ему будет угодно.

Сантар хорошо помнил, как тогда, вместе с Морлоками, сопровождал своего Примарха. Они шли по длинному коридору «Гордости Императора», в конце которого возвышались фигуры Фулгрима и его старших Капитанов, а с обеих сторон их окружали безмолвные ряды Гвардейцев Феникса. Габриэлю тогда показалось, что они идут на опасные переговоры, в окружении вражеских солдат.

Да и само прощание вышло каким-то неуклюжим и скомканным. Фулгрим поспешно заключил брата в объятья, совсем не такие искренние и теплые, как при первой встрече. Вообще было хорошо заметно, что в Фениксе многое поменялось не в лучшую сторону. Правда, Манус, вернувшись на борт «Железного Кулака», ничем не выдал своего огорчения, но все, кто был рядом, заметили, как Примарх скрипит зубами, наблюдая за исчезновением кораблей 28-ой Экспедиции в разноцветных вихрях варп-перехода. Холодность брата жестоко уязвила его.

— Вы думаете, Фулгрим все ещё раздосадован тем, что случилось у Кароллиса?

Феррус не ответил, но Сантар понял, что Примарх думает именно об этом, и продолжил:

— Мы спасли его и эту вычурную «Огненную Птицу», когда их чуть не разнесли вдребезги. Он должен век нас благодарить, я думаю.

Широко улыбнувшись, Феррус ответил:

— Ты плохо знаешь моего брата. Фулгриму и в голову не придет, что он когда-либо нуждался в спасении — ведь это значит, что он не был идеален, что он в чем-то ошибся! Не вздумай говорить о чем-то подобном в его присутствии, Габриэль. Я серьезно.

Склонив голову, Сантар скривил губы, уколотый ещё одним воспоминанием:

— Это проклятое совершенство, они думают только о нем! Вы помните, как на меня смотрел их Первый Капитан во время нашей встречи? Сверху вниз, словно на какого-то нищего или дикаря! Не нужно быть нашим астропатом Кистором, чтобы ощутить неуважение к собратьям, исходящее от этих птенчиков Фулгрима. Они считают себя лучше всех, у них это прямо на лицах написано!

Феррус Манус резко повернулся к нему, и взгляд серебряных глаз Примарха пронзил Сантара насквозь. В их ледяных глубинах полыхнуло пламя сдерживаемого гнева, и Габриэль понял, что зашел слишком далеко. Впрочем, он не стыдился своей вспышки, ведь её вызвала память об оскорбительном поведении Детей Императора по отношению к братскому Легиону.