Выносливый организм, постоянное движение и, прежде всего, отменная еда позволяли представителям высшего света почти не мерзнуть. Они не считали подобный образ жизни чем-то выдающимся и с радостью переносили все бытовые неудобства.
Но Анжелика, как человек, когда-то страдавший от голода, плохо переносила холод и не могла обойтись без теплой накидки. Накидок у нее было множество, все — редкой красоты. Та, в которую она закуталась сегодня, была сшита из бархатных и атласных прямоугольников голубовато-зеленого цвета и великолепно подходила к ее глазам. Отделку капюшона из венецианского кружева можно было опускать на лицо, чтобы при случае сохранять инкогнито.
Мадам де Монтеспан оставила свою приятельницу у входа в пиршественный зал. Казалось, в огромном дворце все спали, за исключением застывших, словно статуи, швейцарских гвардейцев, которые с алебардами в руках несли круглосуточный караул в своих костюмах с огромными накрахмаленными воротниками. Дневной свет потихоньку разгонял мрак, окутывавший многочисленные залы. Галереи и вестибюли выплывали из темноты, напоминая огромные сказочные пещеры, в глубине которых угадывалось мерцание золота и зеркал.
Почти все свечи потухли.
— Я покидаю вас, — прошептала фрейлина королевы, очарованная торжественной тишиной, столь редкой в этих покоях. — Вот небольшой будуар, где вы сможете пока посидеть. Придворные, которые должны присутствовать на утреннем выходе короля, сейчас появятся. Его Величество рано встает. Мы скоро увидимся.
Она ушла, и Анжелика открыла скрытую гобеленом дверцу, на которую ей указала Атенаис.
— Ах, простите! — воскликнула Анжелика и тут же закрыла дверь.
Не стоило надеяться, что такой укромный уголок, тем более с диваном, не окажется занят какой-то влюбленной парочкой.
«Забавно, — подумала Анжелика, — никогда бы не подумала, что мадам де Субиз может похвастаться великолепной грудью. Она скрывает и свои утехи, и свою красоту».
Надо ли говорить, что ее кавалером был отнюдь не господин де Субиз. В этом Анжелика даже не сомневалась. В Версале охотно закрывали глаза на внебрачные связи, в то время как супружеская привязанность считалась проявлением мещанства и могла шокировать кого угодно.
Анжелике не оставалось ничего иного, как медленно пойти вдоль анфилады огромных и пустынных залов.
В первом же помещении она остановилась. Это был Ионический зал, названный так благодаря двенадцати колоннам, поддерживавшим карниз. Уже почти рассвело. Мадам дю Плесси могла рассмотреть изящные белые волюты [22] , катившиеся по фризу, как тихие волны по бескрайнему темному океану. Потолок, украшенный золотыми и эбеновыми кессонами [23] , еще скрывала ночная тень. Из полумрака проглядывали хрустальные подвески люстр, казавшиеся волшебными сталактитами, подвешенными на невидимых нитях. В настенных зеркалах уже отражался, играя, зарождавшийся золотой свет дня.
Анжелика прислонилась к мраморной колонне и посмотрела в окно. Ночь ушла из парка. Песчаная терраса у подножия дворца, свободная от каких бы то ни было излишеств, поражала чистотой крупнозернистого песка. Чуть ниже еще плавали клочья тумана, окутывая высокие строго подстриженные грабы, и эта парковая архитектура рождала на открывающихся просторах таинственный город призраков с белыми стенами, бесконечными узорными партерами [24] , с водоемами, наполненными черной и зеленой водой, по которой скользили гордые лебеди.
Поднявшееся солнце отразилось в убегающей вдаль водной глади, и оба водоема террасы — фонтан Латоны [25] и фонтан Аполлона — заблестели, как серебряные диски, а за ними сверкнул золотом крест Большого канала. Дальше, насколько хватало глаз, тянулись уже совсем иные воды — стоячие, мертвые, дикие огромные болота, обитель серых уток и уток-мандаринок.
* * *
— О чем размечталась, Маркиза?
Голос звучал очень тихо, а его обладатель остался невидимым. Обескураженная Анжелика огляделась вокруг, и у нее возникло странное ощущение, что к ней могла обратиться только мраморная статуя, стоявшая напротив.
— Ну, так о чем вы мечтаете, Маркиза?
— Кто вы?
— Я Аполлон, бог красоты, я — тот, кому вы любезно составили компанию в столь ранний утренний час.
Анжелика молчала.
— Прохладно, не так ли? У вас хотя бы есть накидка, а я, увы, совсем наг. Знаете ли, мраморное тело — это так холодно!
Анжелика вздрогнула, заглянула за статую, но никого не обнаружила. Тут ее внимание привлекла груда разноцветных тряпок на полу, у самого цоколя скульптуры. Она наклонилась, протянула руку — и в ту же секунду груда одежды взвилась в воздух, сделала замысловатый пируэт и перед изумленной Анжеликой оказался карлик. Он сразу отбросил капюшон, скрывавший его лицо.
— Баркароль! — воскликнула Анжелика.
— Всегда к вашим услугам, Маркиза Ангелов.
Карлик королевы склонился в глубоком поклоне. Он был не выше семилетнего ребенка. Глядя на его уродливое коренастое тельце, посаженное на крошечные кривые ноги, люди невольно забывали о красоте его умного лица. На голове Баркароля красовалась шляпа из темно-красного атласа, украшенная медалями и бубенчиками. Его камзол и жюстокор тоже были из темно-красного и черного атласа, но без бубенчиков или иных украшений. Рукава заканчивались кружевными манжетами, а на боку висела миниатюрная шпага.
Анжелика очень давно не видела своего старого друга. Она сочла, что карлик выглядит как истинный дворянин, о чем и не преминула сообщить.
— Ты действительно так считаешь? — спросил весьма польщенный Баркароль. — Будь я другого роста, думаю, я дал бы фору любому из этих красавцев сеньоров, что щеголяют при дворе. Эх! Если бы наша добрая королева разрешила снять бубенчики со шляпы, я был бы на седьмом небе от счастья. Но она говорит, что в Испании все шуты носят колокольчики, и когда она не слышит их веселого перезвона, ей становится совсем грустно. К счастью для меня и двух моих товарищей, у нас появился неожиданный союзник: сам король. Он нас терпеть не может. Как придет в покои королевы — сразу выгоняет нас тростью. Мы убегаем, по дороге делаем разные прыжки и сальто, а бубенчики оглушительно звенят. При любой возможности, пока король с королевой беседуют или даже в более деликатных ситуациях, мы со всей мочи трясем побрякушками, а государь злится. В конце концов королева это заметила. Теперь она только вздыхает и не говорит ни слова, когда мы не пришиваем обратно случайно оторвавшийся бубенчик. Между прочим, скоро мы получим еще одну привилегию.