Энтони выругался.
— Я хотел бы верить тебе, Джулия, но как я могу, если ты с таким пренебрежением относишься к предупреждениям? Достаточно одного-единственного слуги, который разболтает в ближайшей деревне о том, что в доме Дэшфордов прячется женщина, переодетая в мужской костюм. Ты видела, на что способен Фицджелдер. Если он и в самом деле затаил на тебя злобу, то почему ты продолжаешь испытывать судьбу?
Джулия отвернулась и подошла к окну.
— Мне жаль. Я не хотела причинять неприятности твоей сестре.
— Что же нам теперь делать? — Энтони все еще колебался. — Пенелопа юна и избалованна. Эта неуместная привязанность может ей сильно навредить.
— Послушай, если и есть какая-то привязанность, с ней весьма легко справиться, — заверила его Джулия. — Просто скажи всем, что я женат. В Италии у меня есть жена, и я ей предан. И влюбленность твоей сестры вмиг пройдет.
— Ты полагаешь, с чувствами так легко справиться?
Джулия стояла спиной к Растмуру, но теперь обернулась. Он подошел ближе. Гораздо ближе, чем бы она хотела. Оставалось лишь надеяться, что он не заметит, как сильно ранит ее.
— Иногда о чувствах лучше забыть. Рано или поздно Пенелопе придется об этом узнать.
— Да, я полагаю, что этот суровый жизненный урок ей придется выучить, — согласился Энтони. — Но мне интересно, почему ты решила его ей преподнести?
— Я же говорила тебе, что мне и в голову не пришло, что эта девочка влюбится в мистера Нансини. Я лишь наслаждалась приятной компанией после того, как ты грубо запер меня здесь в одиночестве.
— И кажется, ты развлекалась за мой счет, — добавил Энтони.
Он еще и обижается! Ему хотя бы не пришлось менять пол!
— А почему бы нет? — фыркнула Джулия. — Я предположила, что эта тема их увлечет.
— Неужели? — Он саркастически усмехнулся. — Почему же ты так думала? Ты только что сказала, что не представляла, кто такая Пенелопа. С чего бы незнакомке интересоваться моим тиком и другими милыми причудами?
— Я не припоминаю, чтобы кто-нибудь называл их милыми.
— Признай это. Тебе было известно, что Пенелопа моя сестра?
— Нет, об этом не знала. Я думала…
Джулия вовремя остановилась, но было слишком поздно. Интерес Растмура лишь разгорелся еще больше. Он коснулся ее щеки, откидывая прядь непослушных волос.
— Что ты думала?
Черт побери, какой у нее выход? Кажется, никакого.
— Я думала, что она твоя невеста.
Вот. Он получил тот ответ, которого ждал. Может, он не будет сильно над ней смеяться.
Растмур не рассмеялся, но улыбнулся:
— Моя невеста?
— Никто нас не представил, ведь я был нем и к тому же итальянец.
Положив руку на талию Джулии, Растмур легонько притянул ее к себе. К сожалению, она не нашла в себе достаточно сил, чтобы сопротивляться. А его дыхание, когда он склонился к ее шее, просто гипнотизировало.
— И ты ревновала, не так ли?
— Не будь смешным, — ответила Джулия.
Ее дрожащий голос выдал ее с головой; она буквально таяла в его руках.
Склонив голову, она позволила Растмуру медленно развязать ее галстук, и тот упал на пол. Следом полетел сюртук, а рубашку Энтони расстегнул ей почти до самой талии.
— Ты хотела украсть ее у меня?
Его слова больше напоминали низкое рычание.
— А ты помнишь, что на самом деле я не мужчина?
— Да, каким-то образом я еще не забыл об этом.
Тепло в его голосе сообщило Джулии, что он также хорошо помнит ее пол, как и она сама.
— Признай же, ты ревновала? — спросил Энтони.
В его голосе отчетливо слышался триумф от того, что он и так знал ответ. Он отлично знал, что она ревновала. Она подумала, что Пенелопа — его невеста, и попыталась отбить ее у него из одной только женской зависти. С ее стороны это было не слишком благородно, это нужно было признать, и отнюдь не умно. Она уже жалела об этом, причем самым восхитительным образом.
— Знаешь, — начал Энтони, покрывая ее плечи поцелуями, — меня беспокоит, что мне так нравится видеть тебя даже в этой чудовищной мужской одежде.
— Тогда почему ты прикладываешь так много усилий, чтобы избавить меня от нее?
Он усмехнулся и, вытащив полы ее рубашки из брюк, снял ее совсем.
— Потому что видеть тебя обнаженной мне нравится гораздо больше.
Бросив Джулию на постель, Энтони лег на нее сверху. Перестав притворяться, что он вовсе не то, чего она хочет, Джулия обняла его за шею.
Его руки блуждали по ее телу и наконец, скользнули за пояс брюк, чтобы проверить, сильно ли ее желание. Джулия с радостью сделала то же самое, хотя вынуждена была признать, что брюки Энтони не так легко расстегнулись, как ее собственные: они уже стали ему слишком тесны.
— Черт возьми, давай просто избавимся от этих чертовых вещей, — сказал он, отодвигаясь от нее ровно настолько, чтобы сбросить на пол обувь и прочие предметы туалета.
Боже, теперь они были полностью обнажены. И это посреди бела дня! Джулия была уверена, что прежде этого не случалось. Но как же солнечный свет расставлял акценты на теле Растмура. Не то чтобы она раньше его недооценивала при свете свечей, но каким-то образом при дневном свете все казалось наиболее ярко выражено.
Как чудесно!
Джулия притянула Растмура к себе. Казалось, он вовсе не возражал против ее прикосновений. Она запустила пальцы в его волосы и придвинулась ближе, сдаваясь под жаром его поцелуев.
Она сдалась быстро, как и всегда. Страсть Растмура сбивала ее с ног, и уже через несколько мгновений Джулия стонала, умоляя его войти в нее и утолить жажду, которая в ней все еще была сильна. Растмур не возражал.
Они лежали обнявшись, простыни по ними смялись. Солнце било в окно, и кожа Растмура сияла крошечными капельками пота. Это было прекрасно — и весь мир был прекрасен.
До тех пор, пока Растмур не заговорил.
— Вы с Фицджелдером часто занимались любовью при свете дня?
Это было самое ужасное, что он мог сейчас сказать, но он не мог не задать этот вопрос. Он слишком быстро подпадал под влияние чар Джулии и надеялся, что это бесцеремонное напоминание о ее предательстве поможет ему сохранить рассудок.
Это было ошибкой. На лице Джулии отразилась боль, и Растмур почувствовал, что остаться в здравом уме ему не дано. Боже, он пожалел, что произнес это вслух!
Но ничего уже нельзя было поделать. Ему необходим был ответ.
— Я же говорила тебе, — мягко сказала Джулия, — я ни разу не была с ним близка.