Над самой головой, гад, жужжит. Судя по звуку — легкий, одномоторный. Но не «У-2». Значит, немецкий. «Шторх» или «Клемм». Хотя вряд ли «Клемм». Это учебное старье разве что где-нибудь в Румынии завалялось, где уж ему на прямом попадании грохнуться. Скорее «Шторх» — «аист». Хорошая машинка, легкая, надежная, неприхотливая. На любую полянку подходящую сядет и взлетит, не хуже «У-2».
Вот и гадай, что он тут делал. То ли на разведку летал, то ли высадил кого, а может — уже и забрал. И никакого тайного прохода с этой облачностью не нужно.
Эх, если бы не облака! У него ж скорость-то всего сто семьдесят пять километров в час максимальная. А обычная и вовсе сто тридцать. Из крупнокалиберного, с авиаприцелом — запросто бы мог срубить. Не «фоккер» бронированный.
А так — только слушать да зубами скрежетать, чем это тарахтение дальше аукнется?
Черт, думаю, а может, и в самом деле это какой-нибудь местный шмель в высшем пилотаже упражняется?
— Слушай, Кара, а никакая ваша нечисть так жужжать не может?
— По-моему, нет. Разве что черные маги наколдовали новый вид демонов.
Да нет, думаю, вряд ли. Звук уж больно механический.
Ладно.
— Ну, хватит на облака пялиться, — говорю. — Все равно, сколько ни смотри, дырку не проглядишь.
— Малахов, — рыжая обижается, — а повежливей?
— Могу и повежливей, — говорю. — Простите, девушка, но вы, кажется, меня куда-то вели?
— О да, — кивает, — прошу вас.
— Данке шон.
Привела она меня в комнату в башне. Небольшая такая комнатка, но светлая. Кроме Аулея, как рыжая и сказала, там поп сидел, а перед ним на столе сумка лежала, та самая, что я у гоблина — черт, как же его звали, Крэк, что ли? — забрал. И рожи у обоих непроницаемые, точь-в-точь как у начштаба дивизии, когда мы ему докладывали, что на нашем участке свежий немецкий полк объявился.
Ну, посмотрим.
— Добрый вам день, — говорю. — Вызывали?
Аулей отчего-то с попом переглянулся.
— Да, мы звали тебя, Сегей, — отвечает. — Садись. Разговор будет долгий. И ты, Карален, тоже садись.
Интересно, думаю, а она тут зачем? Может, решили из нас постоянную группу сформировать? Разведывательно-диверсионную? Только этого мне не хватало.
— Скажи, Сергей, — поп спрашивает, — когда ты попал в наш мир, где ты оказался?
Вовремя же вы, ребята, спохватились!
— В замке одного лысого типа, — отвечаю. — А точнее, в запертой камере.
— Понятно, — поп вроде задумался.
— А скажи, Сергей, что именно хотел от тебя Гор-Амрон?
— Лысый, что ли? — уточняю. — По-моему, хотел, чтобы я для него кого-то укокошил, убил то есть. По крайней мере, я так его понял. Золотые горы сулил.
Поп с Аулеем снова переглянулись.
— А скажи, Сергей, — снова начал поп, — Гор-Амрон не называл тебе имя… того, кого ты должен был бы убить?
— Нет, — говорю, — не называл. Мое спрашивал.
— Ну, про то, — усмехается Аулей, — как он обжегся с твоим именем, Карален нам уже поведала. Но я очень прошу тебя, Сергей, постарайся припомнить, что он говорил о той… том, кого он хочет убить?
Я мысленно разговор с лысым прокачал.
— Кое-что было, — говорю. — Это кто-то важный. Очень важный. Я вам сейчас лысого дословно процитирую: «От этого человека зависит судьба страны. И не одной страны».
Аулей с Иллирием в третий раз переглянулись.
— И колдун хотел, чтобы ты его убил?
— Именно, — говорю. — Обещал за это пять тыщ золота, но, по-моему, готов был и все тридцать отдать. Если, конечно, он вообще что-то платить собирался.
Сам-то я в это не очень верил. Сколько с черта задатка ни возьми, а все равно в проигрыше останешься.
— Тридцать тысяч, — на попа, похоже, сумма впечатления не произвела. — Немного. Гор-Амрон, как всегда, поскупился. Другие черные маги пообещали бы сто, двести, опустошили бы свои сокровищницы до последней пылинки, лишь бы быть уверенными, что этого человека больше не будет среди живых.
— А на кого, кстати, они так зубы точат? — интересуюсь. — Кто это им так поперек глотки встал? Король ваш, — тьфу, черт, чуть было не ляпнул «местный», — или полководец великий?
Аулей грустно так улыбнулся.
— Это не король и не полководец, — говорит. — Пока.
— Дарсолана. Она наша принцесса, последняя, в ком течет древняя кровь повелителей Ан-Менола. Последняя надежда Света.
Тю. Я-то думал, ну, если не король, то уж по крайней мере кто-то вроде товарища Жукова.
— Сколько ей хоть лет? — спрашиваю.
— Карален родилась в тот же год, что и принцесса, — говорит Иллирий. — В этом году им обеим исполнится восемнадцать.
Совсем весело. Если у местных вся надежда на девчонку вроде рыжей… ну, ребята, я уж не знаю, куда дальше катиться. Хоть сам ложись в гроб и крышку изнутри забивай.
— А что, — спрашиваю, — постарше никого не нашлось?
— Нет.
— Отец принцессы, король Велемир, — вмешалась рыжая, — и почти все самые благородные рыцари королевства полегли на поле под Ослицей, в страшной битве, где были остановлены и истреблены полчища Тьмы. С тех пор Тьма…
Я уж не стал эту церковно-славянскую историю комментировать. И так все ясно — с обеих сторон все, кто хоть палку поднять мог, полегли, после чего наступило вынужденное затишье.
Интересно, думаю, и что они с этой принцессой делать будут, когда черные ребята по новой пойдут? К древку вместо знамени приколотят? Нет, может, конечно, она у них местная Жанна Орлеанская, да вот только что-то сомневаюсь я в этом.
— И очень скоро, — говорит Аулей, — принцесса должна прибыть в замок Лантрис, в тридцати лигах к западу от нас.
— Я вам, — говорю, — только одну вещь могу посоветовать. Отпишите наверх, чтобы личную охрану у нее удвоили, а лучше — утроили. И пусть обязательно поставят туда пару человек из моего мира с нашим оружием. Пусть пограничников поищут или НКВД. Потому что этот самый Гарик Охламон, да и другие его приятели, вряд ли захотят такой удобный случай упускать.
Иллирий вздохнул.
— Ты прав, Сергей, — говорит. — В этой сумке есть письмо Гор-Амрона к другому черному магу — Феллинию, колдуну, знаменитому не менее печально. И Гор-Амрон пишет, что уже сумел вызвать из вашего мира одного опытного убийцу — я так понимаю, это он пишет о тебе?
— Похоже, — киваю.
— Но с тобой у него возникли, как он пишет, «некоторые сложности».
— Да уж радостями не назовешь.
— Исключительно по недосмотру слуг. Поэтому следующий «опыт» он будет проводить сам, лично, вдали от замка. И на этот раз твердо надеется на успех.