Дарко вновь смолкла и лишь через два десятка бесконечных минут заговорила вновь, тихим, бесцветным голосом, живо напомнившим о Венге, — так, что даже по плечам холодок прошел.
— Про мать я не знаю ничего. Ни лица, ни имени, кем она была, как и где они встретились… пустота. Отец никогда не говорил со мной про неё, в доме не было ни одного её портрета. Слуги тоже не могли ничего рассказать — что бы между ними ни было, это случилось не в поместье. Молодой лорд отправился в путешествие, а через год после его возвращения у входа в особняк нашли корзинку.
— И в ней — тебя?
— Нет, всего лишь карту острова, где зарыт сундук, — насмешливо произнесла Линда. — Меня, конечно. Странная вещь, — добавила она уже более спокойным тоном, — я не могу помнить это, слишком уж была крохотной. Но мне часто снился один и тот же сон: наш старый парк, окутанный туманом, сквозь него видны голые ветви деревьев… потом проступают стены, парадный вход… и черная рука опускает на ступеньки крыльца корзинку, стучит — а затем отступает назад, в туман. Из-за двери слышно кряхтение, скрежет, дверь открывается, и старый Джейкоб, привратник, подняв лампу, вглядывается в туман.
Сальватано вздохнула.
— У Джейкоба уже тогда портилось зрение. Ночью, сквозь туман, он бы не разглядел ничего. Но у той… у того, чьими глазами я вижу этот сон, взгляд куда острее. Я вижу, как он уносит корзинку в дом… там начинается суета, вспыхивают огни в окнах — и на этом сон всегда обрывается.
— Думаешь… — у меня перехватило дыханье. — Это была твоя мать?
— Не знаю. Это мог быть кто угодно… мама, кто-то из её родни, друзей… темные эльфы тоже не очень-то жалуют полукровок. Не знаю, — повторила Линда. — Ничего.
— Что ж, по крайней мере, — осторожно заметил я, — с отцом тебе повезло.
— Повезло?!
Не будь между нами прутьев… и не отбери тролли у Сальватано все, что хотя бы в пьяном бреду могло сойти за оружие, уверен — мое путешествие бы завершилось в этот самый миг.
— Э-э… прости, я не то хотел сказать… ну, в каком-то смысле…
— В каком-то смысле, — к моему счастью, дарко, похоже, остывала так же быстро, как и вспыхивала, — ты… прав. Богатый, знатный… и, похоже, моя мать произвела на него весьма яркое впечатление. Понадобилось целых одиннадцать лет, прежде чем оно поблекло, и лорд поддался на уговоры родни: найти себе нормальную жену и выбросить, наконец, из дома это ужасное чудовище… жуткую полукровку, напоминание о семейном позоре.
— И что, он просто так вот взял и вышвырнул тебя?
— Не на улицу. Он сдал меня в пансион. Хороший, дорогой частный пансион для девочек из хороших семей. Какое-то время я действительно старалась быть обычной… примерной девочкой. Только вот… когда тебе постоянно напоминают про «порченую кровь», постоянно тычут носом… больно… то рано или поздно эта кровь даст о себе знать. Я старалась — но все-таки они сумели разбудить во мне драу. Разбудили… Зверя.
Из-за решетки послышался странный звук — то ли полувсхлип, то ли скрежет зубов…
— Так и не знаю, что именно там произошло. Да и никогда не пыталась вспомнить. Красный туман… а потом, когда пелена спала… я не сразу это поняла, потому что вся спальня была в крови. Вся, понимаешь… на полу… на постелях… на окнах и потолке. И они… как сломанные куклы.
— А что было с тобой… после?
— После… мне очень сильно повезло. Если бы дело рассматривал светский суд, все кончилось бы костром. Но миссис Уилкинс, хозяйка пансиона, была так напугана, что стала кричать о «кознях сатаны»… а этим ведает Церковь.
— И это было «повезло»? — удивленно спросил я. Конечно, англиканская церковь — это не католики с их мрачной славой, но когда речь идет о нечисти, разницу в методах и целях не различить даже с большой лупой.
— Среди тех, кого я… некоторые из жертв были благородного происхождения. Те самые… девочки из хороших семей. Для расследования был прислан опытный следователь из канцелярии архиепископа Йоркского… который привык отыскивать истину, а не просто находить виновных. Он… разобрался во всем.
— Разобрался?
— «Если вы завели детеныша тигра, но при этом обращаетесь с ним как с жалкой дворнягой, не стоит удивляться, что когда-нибудь он дотянется до вашего горла», — процитировала Линда. — Это из его послания архиепископу.
— Звучит разумно… — пробормотал я.
У нас в округе случилась как-то похожая история, вернее, даже парочка таких историй. Начинается-то почти всегда одинаково: с детенышей. Таких милых, пушистых, очень беспомощных и, само собой, нисколечко не опасных. Проблемы начинаются потом, когда детки вырастают…
Вслух я, понятное дело, этого говорить не стал.
— Дальше мной занялся Орден. — Линда не уточнила, который из трех орденов проявил к ней интерес, а я отчего-то не решился спросить. — Как оказалось, у них в Лондоне имелся особый приют… для таких, как я. Не только полукровок, разумеется — там были вампиры, оборотни… дети с «темной печатью»… и много еще кто.
— Жутковатое, должно быть, заведение.
— Там нужно было постоянно быть настороже, — забавно, но голос дарко мало соответствовал смыслу произносимого, приобретя скорее некую мечтательность, — следить за каждым сказанным словом… и за спиной. Но после тех… из пансиона миссис Уилкинс… мне там было хорошо. Наверно, даже можно сказать, что это были лучшие годы в моей жизни. Представляешь, Кейн?
— Нет! — честно признался я. Это действительно выходило за рамки — даже не моего воображения, а скорее моей нынешней картины мира. Детский приют… кишащий живыми ужасами… наверняка с порядками в десяток раз похуже любой каторжной тюрьмы… и кто-то считает, что там прошли лучшие годы его жизни? Тогда остальное время этот… эта… она провела — где? В аду?
* * *
— А в Пограничье-то ты как оказал…
— Тихо! — оборвала меня Линда. — Кто-то идет…
Судя по гулкому топанью, этот кто-то был троллем… который волок что-то тяжелое. Или — кого-то.
— Ну-у? — Это спросил часовой, которого я уже час как считал то ли уснувшим, то ли окаменевшим.
— Глупая человека. Играть не умей, проигрывать достойно — тоже не умей.
С этими словами подошедший тролль спихнул в яму свой груз, оказавшийся, как и следовало ждать, шерифом. Или его трупом… нет, услышав хриплый стон, поправился я, все-таки шерифом. Пока, по крайней мере.
— Драться тоже не умей. Увидел, что проиграл, на Трой прыг! Тот ему — шлеп! Один всего шлеп, а этот сразу раз — и брык!
— Которого дальше возьмешь?
«Меня», крикнул я, вернее, хотел крикнуть. Лучше уж этот чертов Трой со своим покером, что угодно… только бы сразу, только бы не ждать. Меня возьмите…
Сдавленный писк — вот и все, что мне удалось выдавить из глотки. Попытка вскочить и замахать рукой, хоть как-то привлекая внимание, также провалилась позорнейшим образом. Мое тело попросту отказалось подчиняться. Ему было глубоко наплевать, что каждую секунду ожидания рассудок старательно растягивал в жуткую бесконечность.