Я мусор в стороны расшвырял, взялся за кольцо — и отпустил.
У Дары от удивления даже личико чуть вытянулось.
— Но… ты же сам хотел… если там кто-то есть…
— Ну да, — говорю. — Хотел. И насчет «кого-то есть» мысли имеются. Вот и подумал, что не стоит к этому «кто-то есть» в гости без подготовки ломиться.
— Подготовки?
— Ну, во-первых, там наверняка темно как у… очень там темно.
— Там будет светло, — заявляет Дара, и р-раз — у нее над ладонью вспыхивает белый с голубым шарик — ярче любого факела.
— Отлично, — киваю. — Тогда перейдем к пункту «во-вторых». Ведро в углу видишь? Наполни его водой… Ваше высочество… пожалуйста. До краев. А я пока наверх за «в-третьих» сгоняю.
Эффект от наших «приготовлений» получился совершенно потрясающий.
Первым номером вниз отправилась замотанная в давешнее платье табуретка — с таким расчетом, чтобы по лестнице простучала. Вторым — ведро с водой, его я постарался раскачать, чтобы подальше улетело. Третьим — Дарин шарик… и тут оно как завизжит — я чуть автомат не выронил! Рванул из кармана гранату, только за чеку схватился — гляжу, Дара на колени упала, за живот хватается… короче говоря, умирает… со смеху.
— Невероятно, — выдавливает она сквозь слезы. — Ты… ты был прав Сергей, такого не бывает. Храбрая принцесса… Герой… стая волкодлаков… ужас… и все это из-за ворроха.
Я из этих писков толком ничего не понял — но гранату опустил.
— Какого еще, — спрашиваю, — вороха?
— Не вороха, а ворроха, с двумя р… да ты посмотри на него. Ужас… жуткий ночной кошмар… ой…
Я согнулся — Дарин шарик все еще в погребе сиял — заглянул и едва не выматерился.
Маленькое… косматое… с виду — кучка бурой шерсти в полметра росту. Забилось в дальний угол и верещит!
Ругаться я все же не стал. Плюнул только, разогнулся, люк захлопнул — сразу тихо стало. Тот, в погребе, тоже замолк. Хвала богам, как местные говорят, причем всем сразу — а то от его визга уши потихоньку так начали в трубочку заворачиваться… ну а мозги — прикидывать, как они через эти трубочки вытекать будут.
— Воррох, значит… — Да…
И тут я вспомнил, где и когда уже и шерсть такую бурую видел… да и рост похожий.
— Леший он, что ли?
— Дальний родственник, — утирая слезы, говорит Дара. — Вообще эта родовая ветвь Древних намного более многочисленна, чем принято считать… просто те из них, кого именуют лешими и домовыми, чаще прочих соприкасаются с иными расами. Воррохи же, наоборот, как раз почитаются одними из самых скрытных Древних. Вдобавок их и в самом деле осталось совсем немного. Во всем королевстве вряд ли сыщется больше десятка.
— Повезло нам…
— Повезло… только Сергей… давай лучше не будем рассказывать об этой удаче. Одно дело — посмеяться самим…
— Да уж догадываюсь. Встать-то можешь?
— Могу… — И тут ее высочество на очередной хихик пробило.
— Бедный маленький воррох, — всхлипывает она. — Как же мы его перепугали…
— Ты лучше скажи, как он волкодлаков напугал, — говорю. — А то может, все-таки слазить, взять этого мелкого пакостника за шкирку и с собой прихватить… на роль пугала?
— Не надо, Сергей. У Маленького Народца своя магия… немудреная, но порой весьма действенная. Ее корни в незапамятных временах, нынешней она чужда… и Свету и Тьме в равной мере. Лишь потомки Древних еще могут воспользоваться ею… для мелких пакостей. А волкодлаки слабы в магии. Иллюзию мага Света они, может, и смогли бы раскусить, но не заклятие Древних… которое, скорее всего, творилось специально против них и подобных им слуг Тьмы. Пытаться же тащить его с собой, — добавляет Дара, — жестокость, причем бессмысленная. Даже привычные к людям домовые отваживаются на путешествие не чаще одного-двух раз в столетие. Воррохи же, если верить тому, что о них говорят, куда более жуткие домоседы. Наш мог жить здесь чуть ли не от начала времен.
— В погребе?
— Конечно же, нет. В лесу.
— Ну а в таверну он зачем вселился? — говорю. — Сидел бы себе под родной корягой… какого, спрашивается… — чуть не сказал «лешего», но вовремя сообразил, что зверушка наша как раз разновидностью лешего и числится.
— Наверное, «Старого оленя» построили на его земле, — задумчиво говорит Дара. — Быть может, как раз на месте той самой родной коряги. Сергей, воррохи очень привязаны к месту, которое считают своим.
— Чего ж тогда он столько лет эту таверну терпел? — спрашиваю. — Явно ведь не в прошлом году ее тут соорудили, да и не в позапрошлом тоже.
— Таверна стояла лет тридцать, а то и полвека, — улыбается Дара. — Сергей… ты же видишь, какой трусишка этот воррох. Должно быть, он копил отвагу крупица к крупице, до-олго.
Я как представил себе: пятьдесят лет сидеть в какой-нибудь норе и храбрости набираться… да по сравнению с ним любой заяц — рыцарь без страха и упрека!
— Убедила, — говорю. — Такой «герой» нам в попутчики са-авсем без надобности!
* * *
То, что идея насчет фургона была совершенно гениальна, я решил примерно к полудню четвертого дня путешествия.
До полудня она мне просто хорошей казалась. А вот как прикинул время… да вспомнил, какие дивные ощущения в этот же час четыре дня назад испытывал — сразу захотелось нашему фургончику троекратное «ура» проорать.
Верхом было быстрее, спору нет. Но, как я текущую боевую задачу понимаю, скрытность перемещения нам важнее скорости этого самого перемещения. И двое верховых, один из которых в седле держится малость получше собаки на заборе, а второй при более-менее детальном рассмотрении вовсе не на парня похож, — такие запросто могут не только интерес вызвать, а и целую сенсацию. Нездоровую. Впрочем, нам сейчас любые сенсации без надобности — хоть здоровые, хоть с приставкой «не».
А с другой стороны: верхом, конечно, получается иногда гнать в стиле товарища шевалье Д’Артаньяна. При условии, что лошадь и задница седока в одной кузнице откованы. Ну а фургоном рулить, в смысле править, можно и поочередно.
Вот и сейчас — я на передке, а ее высочество позади в плащ завернулась и спит себе, тихо и сладко.
И выглядит во сне, что характерно, совсем девчонкой.
Забавно. Мы с ней за эти дни разговаривали вроде бы и не так уж мало — но ни о чем. По крайней мере, толком я о ней как раньше ничего не знал, так и сейчас. А ведь казалось бы — разведчик, то есть боец, к добыванию информации специально приспособленный.
Только что-то эта самая специальная приспособленность о принцессу раз за разом осечку дает.
Огорчаться или, еще чего хуже, злиться из-за этого я, впрочем, ничуть не собирался. Раз девушка на откровенный разговор идти не желает — значит, пока так тому и быть. Подождем. Мы не гордые… мы — терпеливые.