— Мисс Карлсен, — коротко скомандовал Маккормик, — займитесь ею!
Замечательно! Я что, так похожа на бакеро? [21]
К моему счастью, обсуждаемая животина — гнедая кобыла с вышитым черно-золотым черпаком — вроде бы не горела желанием убегать. Удалившись на пару сотен ярдов, она остановилась, с интересом приглядываясь к чахлому мескиту.
Я медленно опустила Старшего Брата обратно в кобуру и не торопясь направилась к ней, в пол-уха прислушиваясь к разговорам за спиной и одновременно лениво размышляя, из какой части своего наряда мне придется делать лассо в том случае, если окажется, что гнедая пугается не только вампиров. Впрочем, до таких крайностей дело вряд ли дойдет — должна же в этом караване найтись хоть одна приличная веревка!
— Алан, а как вообще выглядит чертов халцедон?
— Халцедон выглядит как халцедон, Дэвид. Не задавай дурацких вопросов.
— Вот это да — полный ящик бутылок!
— Не может быть!
Звонко чмокнула откупориваемая пробка.
— Это не вино… — разочарованно произнес де Танвилль, — какая-то алхимическая мерзость…
— Хьюго, не-е-ет!
Обернувшись, я каким-то невероятным образом сумела «поймать» и запечатлеть в памяти не хуже дагеротипной пластинки сразу несколько обрывочных картинок: искаженное личико Гвен, удивленно вскинувшего брови Дэйва Хайвела, нахмуренного Маккормика, распахнутое нутро ящика на боку мула, где, аккуратно заправленные в песок, проблескивали ряды бутылок. И точно такую же бутылку, которая, медленно вращаясь, преодолевала расстояние между вытянутой рукой де Танвилля и обочиной дороги. Знакомый масляный отблеск…
Взрыва я не увидела. Просто какой-то взбесившийся гномский божок сначала резко выхватил землю у меня из-под каблуков, а затем с размаху огрел ею же меня по хребту. От удара у меня потемнело в глазах, а чертов божок, наверняка гнусно ухмыляясь, взревел мне в лицо, решив заодно и опорожнить часть своего желудка. Жрал же он, как и положено всякому гномскому богу, песок и камень.
Не знаю, сколько я провалялась без сознания, но когда сумела открыть глаза, то первым проблеском мысли было вялое удивление: «Как, все еще день?»
Все тот же день, и все та же голая каменистая пустыня вокруг — даже гнедая была почти на том же самом месте и сейчас очумело дергала головой, пытаясь подняться. Не было только каравана — на его месте курилась синеватым дымком четырехъярдовая воронка.
Я тоже попыталась встать — хотя бы на четвереньки, но это оказалось неожиданно сложной задачей. Никогда не думала, что можно промахнуться рукой мимо земли, а вот поди ж ты! — поймать ладонью упорно ускользавшую глину мне удалось только в четвертый раз.
Голова, казалось, была вырублена из цельного куска горного хрусталя — весила не меньше стоуна и при этом ежесекундно грозила расколоться на чертову уйму крохотных осколков. И болела как сто тысяч мигреней во главе с их всеобщей праматерью!
Особенно плохо чувствовало себя правое ухо. Попытавшись устоять на трех точках опоры — не получилось, ну да плечу уже тоже все равно, — я коснулась его освободившейся рукой и потом не меньше полуминуты тупо пялилась на кровавый след, растекшийся по ладони. Как же называлась эта хрень? Беребонная перепонка? Перепонная барабанка? Левое ухо вроде не кровит — но слышит ровно столько же!
Часы жалко. Изящные золотые часики, так уютно тикавшие в нагрудном кармане рубашки. Не думаю, чтобы им удалось пережить этот бабах… а я едва успела к ним привязаться. Пожалуй, мне будет их не хватать.
А потом я услышала, как кто-то кого-то зовет. Какую-то Бренду… мне стало интересно, и я пошла… то есть поползла в том направлении, и лишь на полпути сообразила, что зовут, вообще-то, меня. Меня? Да, меня — но быстрее передвигать конечности я все равно не смогу. Это и так слишком сложный процесс для моей бедной хрустальной головы. Поднять, передвинуть вперед, опустить — и так четыре раза! Раз-два, три-четыре — Господи, как сложно! Насколько проще было раньше — раз-два, раз-два. Интересно, как же лошади с этим справляются? Видимо, они значительно умнее людей… и прочих двуногих прямоходящих.
— Наконец-то, — в голосе рыжеволосой явственно слышится раздражение. — Я уж думала, что ты не доберешься ко мне до заката.
— Извини, подруга, — говорю я. — Но я, знаешь ли, слегка оглохла.
Доктор Рин пытается улыбнуться, но улыбка почти сразу же превращается в гримасу боли.
— Разумеется, ты оглохла, — шепчет она. — Было бы странно, если бы после взрыва такой силы у тебя сохранилась способность слышать. И именно поэтому я сейчас общаюсь с тобой телепатически.
И в самом деле… только сейчас до меня доходит, что Гвен разговаривает со мной, не раскрывая рта. А заодно я понимаю, что в ее облике — помимо того, что опознать в этом едва прикрытом обгорелыми лоскутами черно-багровом куске плоти прежнюю красавицу можно только по все еще тлеющим рыжим космам, — кажется мне столь неправильным.
— Гвен… ты… почему ты такая короткая?
— Надо же, заметила, — похоже, сил на мимику у доктора Рин уже нет. — Это все ерунда, мелочи… просто взрывом оторвало обе ступни… выше колена.
— Мелочи?!
— По сравнению с тем, что я уже добрых полчаса как мертва — да, мелочи.
— Гвен?!
— У меня сожжено больше трех четвертей кожного покрова, вдобавок, прости за неаппетитную подробность, в животе пирог с начинкой в десяток фунтов камней, приправленный колечками от серебряной кольчуги, — запнувшись, Гвендолин сухо закашляла, — и переварить его я точно не сумею. Проклятье, уже больше пяти лет не надевала эту дрянь… но в этот раз Алан лично попросил.
— Гвен, — повторила я. — Ты… ты же не можешь умереть.
— Еще как могу, подруга. Мы, высшие вампиры, твари живучие, — думаю, тебе это хорошо известно. Но выжить после такого днем, под прямыми лучами солнца…
— Я оттащу тебя в тень!
— Нет! — отозвалась Гвен, едва я коснулась ее плеч. — Ты что, не слушаешь меня? Я же сказала: я уже мертва! Меня удерживает лишь магия… но ее не хватит надолго, так что не трать зря время и силы — у тебя мало и того, и другого. Проклятье, так много надо сказать… ты слушаешь меня? — неожиданно вскрикнула она, пытаясь приподняться на локте. — Ты здесь, Бренда?
— Да, да, здесь и слушаю тебя… все в порядке.
— Холодно, — это прозвучало почти как жалобное поскуливание. Затем голос Гвен вновь окреп. — Вот уж не думала, что при столь обширных ожогах можно испытывать чувство холода… или это особенности моего восприятия. А-а, неважно. Слушай внимательно. В этом караване должен был быть артефакт… амулет. Из серого халцедона.