Лили откашлялась.
— Вот что он пишет: «Дорогой кузен, а также все прочие, к кому в руки попадет это послание. — Она невольно фыркнула. — Надеюсь, тебе придется по душе Билли как самый совершенный образчик злобного мужененавистника, созданный насмешницей природой, какой только сохранился до сих пор в наиболее отдаленных уголках земного шара. В действительности Билли, которого ты видишь перед собой, — самка. Пожалуйста, будь так любезен передать твоему дорогому стражу, что любое сходство между стариной Билли и, скажем так, кое-кем еще является чисто случайным. Даже имя Билли, столь близкое по звучанию к ее собственному, не более чем любопытное совпадение».
— Почему ты смеешься, Лили? — обиженно спросила Эвелин. — Этот негодник еще осмеливается язвить на твой счет!
— Я знаю, — расхохотавшись, ответила Лили. — Он самый несносный человек из всех, кого я знала, и даже не скрывает этого!
— Продолжай, — попросила Франциска.
— «Итак, я решил, что из рыцарских соображений нам, мужчинам, лучше изменить пол Билли, поскольку это создание совершенно не поддается дрессировке. Вышеупомянутый Билли держал в страхе целую деревню до тех пор, пока он (или она, или оно) не пал жертвой меткого выстрела из моего „руджера“ сорок четвертого калибра. Позволю себе скромно добавить, что этот выстрел привел к тому, что люди из местного племени объявили меня богом». Ха! — не удержалась Лили.
— Лили, прошу тебя! — взмолилась Франциска.
— Ох, ну ладно. — Она снова вернулась к письму:
— «Быть богом довольно приятно, дорогой кузен. Я непременно советую тебе когда-нибудь испробовать это на себе, хотя должен заметить, что при нынешних обстоятельствах твое возведение в сан божества весьма маловероятно. Но не отчаивайся, Бернард. Могу тебя заверить, что в Америке, Африке и даже в Британии еще осталось немало таких мест, где мужчина волен сам решать свою судьбу». Этот самодовольный, высокомерный…
— Дай-ка мне закончить, — раздраженно прервала Франциска и, выхватив письмо, быстро пробежала текст глазами, чтобы найти место, на котором остановилась Лили. — «Вместе с тем божественность тоже имеет свои теневые стороны, одна из которых состоит в том, что я дал слово задержаться на некоторое время у своих новых друзей. Они хотят, чтобы я отправился вместе с ними в ежегодное паломничество на поиски их тотема. Это означает, что мое возвращение в Англию, к сожалению, откладывается еще на год. Возможно, мы увидимся на следующее Рождество. А до тех пор ты всегда в моих мыслях и планах. Передай мой сердечный привет твоей матери, твоей тетушке Франциске и, разумеется, Той, Кого Следует Слушаться». И внизу подпись: «Твой кузен Эйвери Торн».
Франциска сложила письмо и убрала его в конверт.
— Как вы думаете, кто этот Билли? — Взгляд Эвелин был обращен на деревянную клеть, которую двое мужчин безуспешно пытались открыть,
— Кто знает! Лично я была бы очень признательна мистеру Торну, если бы он перестал заваливать Бернарда сувенирами на память о своих «Необыкновенных путешествиях» [4] , — отозвалась Лили, зная, что голос выдал ее досаду. — Дом и так уже переполнен всевозможным хламом: головными уборами маори, статуэтками божеств плодородия, чучелами животных…
— Осторожнее, Лили, — перебила ее Франциска. — Со стороны может показаться, что ты завидуешь.
— Так и есть, — невозмутимо призналась Лили. — Кто бы не стал завидовать человеку, который слоняется по всему миру, пишет рассказы, посылает их в газеты и обеспечивает себе приличный доход, потакая своим детским капризам?
Франциска смущенно пожала плечами. Она только что вернулась из Парижа, где провела целых три месяца, потакая собственным капризам.
— А я ему совсем не завидую, — вставила Эвелин. — Я вполне довольна своей нынешней жизнью и думаю, что то же самое относится и к тебе, Лил.
— Это верно, — согласились она. — Однако мне казалось, что целью завещания Горацио Торна было заставить своего племянника остепениться и вынудить его в течение пяти лет вести скромное, неприметное существование. Что ж, нам осталось ждать еще три года, однако я не вижу никаких признаков того, что мистер Торн всерьез намерен исправиться. Напротив, он с каждым месяцем становится все более безответственным. Да что там говорить, за один только минувший год он не раз рисковал своей жизнью — если только те отчеты, которые он мне присылал, могут служить доказательством, в чем я сильно сомневаюсь. Кто поверит, будто этот… этот костлявый переросток, которому под силу только ворон пугать, способен на такие подвиги? Печатался ли хоть раз в газетах его портрет? Ну конечно же, нет. Иначе хвастливые заявления мистера Торна лишились бы всякого правдоподобия. Не так ли, Эви? Молодая вдова покорно кивнула.
— Вот видишь, Франциска, Эвелин со мной согласна.
— Эвелин всегда с тобой согласна, — устало отозвалась Франциска. Ее внимание было привлечено к вознице, который как раз в эту минуту засучил рукава, обнажив мускулистые руки. — Мне его рассказы кажутся весьма занимательными.
— Ничего не могу поделать, мисс Лили, — произнес Хоб, утирая лоб ладонью. — Уж слишком крепко его запечатали. Придется обратиться к Драммонду, чтобы он дал нам еще людей на подмогу.
— Проклятие! — пробормотала Лили.
Она не желала просить управляющего фермой о чем бы то ни было. Драммонд был убежденным женоненавистником. К несчастью, он, кроме того, был лучшим управляющим фермой во всем графстве.
— Большего стыда невозможно себе представить, — заметила Франциска.
Услышав разочарованный вздох, возница посмотрел на нее, вскочил на ящик и принялся что было силы бить по нему ломом, словно неандерталец, пронзающий копьем мамонта, так что щепки полетели в разные стороны. Франциска рассмеялась, возница поднапрягся, и передняя часть ящика отскочила, рухнув с громким треском на землю.
Да, подумала Лили с восхищением, что ни говори, а Франциска умеет найти подход к мужчинам!
Размахивая рукой перед лицом, чтобы разогнать пыль, она спустилась по ступенькам и, прищурившись, заглянула внутрь ящика.
— Что там? — спросила Эвелин. Лили окинула оценивающим взором чудовищное создание, смотревшее на нее из темноты остекленевшими глазами.
— Похоже на крокодила. — Она глубоко вздохнула. — По меньшей мере двенадцати футов длиной. Поместите его рядом с чучелом кафрского буйвола, Хоб.
Александрия, Египет — Апрель 1890 года
— «Дорогой Торн». Действительно ли мне почудилась прохладная нотка в этом обращении или я стал не в меру придирчив? — спросил Эйвери, вынув изо рта сигару и окинув взглядом своих слушателей: Карла, Джона, вернувшегося в экспедицию после восьми месяцев лечения, и нового спутника, которого они подобрали в Турции, Омара Сулеймана.