Выкуп инки заплатили. Императора это не спасло. Испанцы обвинили его в заговоре и в «преступлениях против испанского государства» и после короткого суда 29 августа 1533 года удушили гарротой — добряки, не правда ли? А уж слово как держали...
Только вот сокровища им достались далеко не все. Это знал дон Диего де Альмагро, об этом писал Гарсиласо де ла Вега [8] .
Конечно, наивно было бы надеяться, что в Троллио, едва ступив на перуанский берег, я сразу же уткнусь носом в какие-нибудь следы той древней истории. Вот в Лиме... а еще лучше в Куско...
Да, я понимаю, прежде чем вонзить в податливый грунт заступ и кирку, нужно раскопать десяток-другой стоунов древних пергаментов. Но почему бы девушке... то есть молодой даме иногда и не помечтать?
На «Принцессу Иллику» я вернулась уже затемно. Злая, голодная, трезвая, словно пустой стакан, с двумя свежими синяками в районе поясницы, ссадиной на щеке и очень горячим желанием кого-нибудь... ну, хотя бы банально убить.
— Меня ждали?
Расположившееся возле мортиры изысканное яхтное общество — граф Рысьев, Крис и пузатая бутыль в оплетке — приветствовало меня дружным кивком. Еще полдюжины горлышек, пока не удостоенных участия в джентльменской беседе, изумрудно поблескивали из ящика, а еще одна бутыль, припомнила я, качалась на волнах около трапа. Интересно, насколько пуст был ящик изначально?
— Не буль-буль-буль только. — Судя по тому, как высоко моему супругу пришлось задирать донышко плетенки, содержимого в бутыли оставалось не так чтобы очень. — Тебя... и буль-буль еще одного типа.
— Что за тип?
— Который наверняка... Эй! — Последнее восклицание относилось к бутылке, неожиданно для обоих джентльменов оказавшейся у меня в руке, а миг спустя — за бортом. — Так нельзя... — упавшим голосом закончил мой благоверный.
— Так что за тип?
— Некий д-д-д-благородный идальго. — До сих пор не понимаю, каким образом алкоголь воздействует на организм высших вампиров, но в ходе плавания напиваться Рысьеву удавалось. Причем с завидной регулярностью — видимо, цирроза печени упомянутые вампиры боятся еще меньше чеснока. — Выглядевший как п-п-последн... то есть не очень благородный идальго, ик, п-пожелал п-поведать нам историю о сокровищах.
— О каких еще... — Я вовремя прикусила язык, вспомнив, что благовоспитанной замужней даме все же стоит хотя бы изредка ограничивать свой лексикон — даже если очень хочется.
— О каких сокровищах?
— Неик... неик... — В поисках поддержки Крис обернулся к Николаю, но вампир был в тот момент увлечен исключительно разглядыванием основания грот-мачты. — Не... неинкских, вот! — торжествующе закончил Ханко.
— А какого, если не секрет, орка, — медленно проговорила я, — ты решил, что именно инкские сокровища могут представлять для меня какой-то особенный интерес?
— ...Это было последнее письмо великого Инки, — судя по непривычно заунывному тону, Рысьев кого-то или что-то цитировал, — последнее — и самое необычное. Тринадцать узелков были привязаны не к веревке, а слитку. Слитку золота. Что это было за кипу? Кому оно предназначалось? Никто не скажет этого. Известно одно — сокровища инков, те, которыми еще не успели завладеть конкистадоры, исчезли. Из всех храмов империи. Почти в тот же день.
— Ну, эту песню я уже знаю, — разочарованно произнесла я. — Как насчет чего-нибудь посвежее, граф?
— Их было десять тысяч. Они брели, клонясь под тяжестью своего груза. Золотые чаши и блюда, покрытые хитроумной резьбой, украшенные драгоценными камнями кубки, храмовую утварь — вот что несли на себе эти десять тысяч полуголых людей. Они несли это... — В глазах вампира начали медленно разгораться алые угольки. — Несли...
— Куда?!
— А? Что? — Рысьев моргнул, потряс головой и озадаченно уставился на меня. — Вы что-то говорили?
— Нет, — прошипела я. — Это вы, граф, что-то говорили!
— В самом деле? — удивленно переспросил русский. — Не помню.
— Граф!
— Десять тысяч носильщиков, — задумчиво пробормотал Ханко. — Если принять, что каждый поднимал по сто фунтов... проклятье, лучше об этом не думать... от таких цифр голова болеть начинает. А то и похуже. Ик.
Это было последней каплей. Предпоследней же — тот факт, что идти мне надо было всего шесть шагов, три туда и, соответственно, три обратно. Ведро же было хоть и тяжелое, но зато весьма вместительное.
— Б! Бренда...
— Ты что-то хотел сказать, о муж мой? — пропела я, все еще продолжая удерживать ведро наготове. Воды в нем уже не было, но ведь и в качестве декоративного элемента на чьей-нибудь голове...
— Отставить макать капитана! — неожиданно выкрикнул вампир.
— Вообще-то, капитан на этой посудине — я!
— Не то чтобы мне было особенно жалко костюма... — Стоявший посреди лужи Крис странно замедленными движениями охлопывал... ну да, карманы. — Но я не уверен, как пережил это купание наш новый хронометр.
— Ты купил новый хронометр? — удивилась я. Именно в неисправности имевшихся на борту времяизмерительных инструментов и была — по крайней мере, по моему глубокому убеждению, — причина некоторых неувязок с определением координат яхты. Правда, до сегодняшнего дня Крис упорно намекал, что дело вовсе не в...
— Угу. Купил.
— Ты не сказал.
— Прости, — мрачно отозвался Ханко, извлекая вышеупомянутый прибор из жилетного кармана. — Не успел.
— Дело в том, — пояснила я, — что я тоже купила хронометр.
И до сего момента была весьма горда этой покупкой. Новенький, с массивным стальным корпусом, четким, уверенным тик-так, хронометр был похож на первоклассное оружие — от него так и веяло уверенной надежностью. Кроме того, в ходе ожесточенного двадцатиминутного торга с лавочником мне удалось сбить цену всего до... до, запоздало начала осознавать я, подозрительно дешевой.
— Забавно. — Вампир, хоть и не испытавший на себе протрезвляющих свойств забортной воды, тем не менее вполне уверенно удерживался в вертикальном положении. — Ибо мне также пришла в голову мысль произвести подобную покупку.
— Сверим часы?
Как я уже успела узнать, мой муж говорит подобным тоном лишь в двух случаях: когда он подозревает какую-нибудь пакость или сам готовит ее.
— На моем — без четверти девять, — сказала я.
— Восемь часов... — Крис затянул паузу секунд на шесть, не меньше. — И пятьдесят три минуты.
— А у меня... — Назвать выражение лица Рысьева озадаченным было бы, пожалуй, преуменьшением. — Право, даже не уверен, стоит ли добавлять этот результат к общему счету.