— Скоро заработает артиллерия, — крикнул в вокс Сарпедон, сбрасывая со склона очередного орка. Ксеносы подобрались на расстояние удара мечом, и Испивающие Души уже готовились вступить в рукопашную схватку за вершину. — Не позволяйте им подобраться к ванквалийцам. Нам нужен каждый стрелок!
Командор нанес удар одной из лап, пригвоздив орка к камню, прежде чем снести твари голову навершием посоха. В ту же секунду через труп собрата перебрался еще один ксенос, но его сбросили в зеленые заросли три точных и быстрых выстрела одного из новичков Каррайдина.
Сарпедон уже собирался поблагодарить молодого десантника, когда снизу донесся яростный, пугающий вой кого-то огромного. Натиск орков неожиданно усилился, заставляя Испивающих Души отступить; зеленокожие начали бросаться прямо на болтеры и мечи, задавливая космодесантников телами. Сам магистр разил направо и налево, но в конце концов был вынужден откинуться на задние лапы и попятиться от склона, чтобы не оказаться в окружении. Теперь орки были повсюду — заслуженные ветераны с уродливыми мордами, практически теряющимися за многочисленными шрамами — настоящее воплощение силы и жестокости.
Но за их спинами возвышался подлинный монстр. Он был огромен; он был выше не только любого орка на Неверморне, но и любого своего сородича, каких Сарпедон встречал в жизни. Его тело было наполовину заменено механикой, а в глазах полыхала ненависть, которая, как сразу понял командор, ни капли не походила на обычную звериную ярость других зеленокожих. Нет, она была очень и очень давней… столь же въевшейся в его плоть, как и застарелые шрамы. И о могуществе этого существа во многом говорило то, как оно легко разбрасывало других орков, прорываясь к Сарпедону.
Но магистр и сам был чудовищем. Вонзив когти всех своих лап в щели камней, он присел и, точно копье, выставил перед собой посох. Взревев, подобно взбешенному быку, вожак пригнулся и бросился в бой, но Сарпедон стоял неподвижно.
Механическая лапа рассекла воздух со звуком падающего метеора. Командор же практически не сдвинулся с места, уходя от удара, но его увенчанный аквилой посох, на который орк налетел всем своим весом, прочертил глубокую рану в брюхе противника.
Посох этот был вырезан из весьма редкой психоактивной древесины и позволял проводить через себя большие объемы запасенной ментальной энергии. Стоило Сарпедону сосредоточиться и нацелить это оружие, как плоть противника рвалась в клочья, а душа отлетала. Именно так магистр поступил и сейчас, вложив в удар все глубинные силы своего разума до последней капли, пронзая внутреннюю суть звериной души вожака ослепительно-белым раскаленным копьем.
Но, как оказалось, это существо обладало такой силой воли, с какой Сарпедон никогда прежде не сталкивался, и копье просто сломалось. Орк выдернул посох из раны и обхватил магистра механической лапой. Испивающий Души едва успел подставить руку и не позволить клешне сомкнуться; из поршней твари забил пар. Для человека Сарпедон обладал исключительной силой, но вожак, казалось, состоял из одних лишь мышц и ярости, и командор понимал, что рано или поздно стальные пальцы сомкнутся и сокрушат его ребра.
Один из поршней неожиданно лопнул; локтевое сочленение орочьей лапы взорвалось дымом и огнем. Тиски тут же ослабли, и Сарпедон вложил все свои силы, чтобы попытаться разжать металлическую клешню и вырваться. Вожак разгневанно взревел и, размахнувшись, отбросил командора. Предводитель Испивающих Души пролетел по воздуху, сшибая ветви, потом врезался в дерево и покатился по земле, стараясь посохом зацепиться хотя бы за что-нибудь.
Наконец его падение остановилось, и Сарпедон быстро поднялся на все свои ловкие лапы. Он слышал, что вожак уже снова бежит к нему. Теперь магистру предстояло сражаться непосредственно в джунглях, покрывавших подножия холмов, и где-то совсем рядом, за его спиной, была ванквалийская артиллерия. Отступать дальше было нельзя; оставалось только держать позицию. Этот орк оказался одним из немногих, чья физическая мощь превышала его собственную, и Сарпедон понимал, что может проиграть в открытой схватке. Поэтому он прибег к Аду.
Вожак был уже близко, и от его поступи сотрясались деревья. Сарпедон успел попробовать на вкус силу воли этого существа и знал, что тварь не напугает такой грубый прием, какой поверг в дрожь зеленокожих под стенами Райтспайра. Но вожак должен был чего-то бояться. Как и любое разумное существо. Где-то в Галактике определенно имелось нечто такое, что повергнет в ужас гигантского орка, заставит того отвлечься на достаточный срок, чтобы Сарпедон успел покончить с ним.
Ксенос жаждал заполучить Ванквалис. Ему нужен был этот мир. Но если планеты вдруг не станет, все будет потеряно. Вот чего боялся вожак — поражения. Пожалуй, это было одной из немногих вещей, которых боялся и сам Сарпедон.
Ад вырвался из души магистра, сотрясая ветви деревьев, но джунгли тут же испарились, уступив место голой выжженной земле. Солнце покинуло небеса, а всякая жизнь — планету. Теперь и для Сарпедона, и для вожака Ванквалис представлял собой просто пустынный, никому не нужный мир, где во все стороны, сколько хватало глаз, простиралась мертвая твердь, озаряемая лишь светом осуждающих звезд. Ад превратил Ванквалис в награду, не стоящую борьбы, в место, где тысячи зеленокожих погибнут зря, став надгробным памятником глупейшей неудаче вожака.
Гигантский орк был уже совсем рядом, когда Ад заставил его узреть ужасную истину о том, сколь бессмыслен крестовый поход зеленокожих. Именно в этом и нуждался Сарпедон. Нащупав надежную опору задними лапами, он оттолкнулся и бросился в атаку. Два гиганта столкнулись с грохотом, подобным грому.
— Что есть величайший из грехов?
— Величайший из них — предательство, ибо этот грех обращен против самой души.
Дениятос. Боевой Катехизис
Лорд Совелин Фалкен упал ничком, зарываясь лицом в грязь; в ушах звенело от взрывов. Извиваясь червем, он пополз по сотрясающейся земле к ближайшей мортире, но когда уже почти добрался, рядом что-то прогремело, и на несколько секунд весь мир погрузился во тьму и всепоглощающий гул.
Офицер заставил себя подняться на одно колено и оглядеться. Большинство Ванквалийских Стражей также предпочли найти укрытие от снарядов, раздиравших полог джунглей и взрывавшихся среди артиллерийских установок. Были и погибшие: одного обезглавило осколком; второй, без обеих рук, лежал, зарывшись лицом в траву. Третий пока еще был жив, хотя вся нижняя половина его тела и превратилась в отвратительное кровавое месиво. Его лицо стало белым, словно мел, а глаза распахнулись в паническом ужасе; жизнь постепенно покидала его, утекая в болотную грязь.
На краю поляны за деревьями замаячили смутные тени. Некоторые из них несли на себе увесистые пушки, чьи стволы, раскалившиеся от стрельбы, все еще светились в темноте. Оркам удалось вывести свою артиллерию из оврага и накрыть позиции Совелина, чтобы его Стражи не могли более вести огонь по основному скоплению зеленокожих.
— Построиться! — закричал Совелин. — Ко мне! В линию!