Возвращение Рейвенора | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И вы откажетесь от спокойного ухода на пенсию только для того, чтобы доказать это утверждение?

— Я не уйду, Санкельс. В этом мой долг перед Троном.

Санкельс медленно смерил Рикенса взглядом.

— Расследование и суд уничтожат вас, Рикенс. Ваша репутация, ваше доброе имя. Я пытался избавить вас от позора и забвения.

— Не думаю, что вы пришли за этим, — сказал Рикенс, обходя Санкельса и направляясь к двери. — Я ухожу домой. Завтра же утром я первым делом отправлюсь к консулу Юстициария, чтобы приготовиться к этому вашему расследованию. Несомненно, они затребуют доступ ко всем тем бумагам и электронной документации, которую вы изъяли из этого офиса. И я уверен, мне сразу же порекомендуют связаться с орденом Инквизиции, чтобы проинформировать их о предстоящем суде.

Санкельс уже собирался что-то сказать, но потом сжал губы.

— Доброй вам ночи, сэр, — сказал Рикенс, покидая комнату.

Санкельс постоял немного в одиночестве, а затем достал из мешочка на поясе мобильный вокс. Он выбрал защищенный канал.

— Это Санкельс. Мне необходима встреча с главным управляющим в самые кратчайшие сроки.


Орфео Куллин потягивал крапивный чай и предавался чтению, когда его без предупреждения навестили представители Братии. Начинало смеркаться, и климат-контроль в номере Регентства Вайсроя противостоял ненастью, бушующему за окнами. Куллин сидел за столом, заваленном старыми рукописями, книгами и документами древности, закодированными на планшеты. Том, что Орфео сейчас держал в руках, был написан на одном из ксенокодов, и приходилось, словно театральный бинокль, держать перед глазами громоздкий оптический переводчик. Под столом играла симивульпа.

Орфео Куллин уже почти полностью забил память информационного планшета извлечениями. Энунция. Его терзало любопытство. Может ли это быть правдой?

— К вам пришли из Братии, — произнесла Лейла Слейд.

— Уже? — Куллин опустил бинокль.

— Мне сказать им, что вы заняты?

— Нет, я в их полном распоряжении. Приведи их. Но, Лейла…

— Да, сэр?

— Прошу тебя, будь начеку.

Она кивнула и пригласила монахов.

— Брат Артуа. Брат Стефой, — поприветствовал их Куллин, поднимаясь из кресла.

Мужчины поклонились. «Сегодня они не столь учтивы», — подумал Куллин. Их настоящие глаза были закрыты повязками.

— Мы смотрим на вас, Орфео Куллин, — сказал Стефой.

— Я не ждал вашего визита, — сказал Куллин. — Желаете выпить?

— Нет, спасибо, — ответил Артуа.

Он достал из кармана сложенный шелковый платочек и развернул его своими изувеченными пальцами. В платке хранился покореженный кусочек фокусирующего кольца.

— Вы просили его для своей коллекции.

Куллин взял осколок и принялся разглядывать.

— Замечательно. Благодарю вас. Но не думаю, что вы пришли только затем, чтобы отдать мне эту вещицу.

— Нет, — сказал Стефой. — Магус-таинник попросил доставить вам свежую информацию по пророчеству.

— Согласно вашему совету, — сказал Артуа, — Братия изучила линзу, чтобы выяснить, какие детерминативы могли измениться и как произошедшее могло отразиться на вероятности пророчества.

— Думаю, вам будет приятно узнать, что процент вероятности не уменьшился. На самом деле, — произнес Стефой, — он, может быть, даже вырастет. Хотя Трайс до сих пор жив, его детерминативная роль изменяется.

— Так я и предполагал. Трайс напуган и будет осторожничать. Он будет держаться в стороне, чем очень нас обяжет. Отлично. Я рад.

Артуа извлек из кармана кусочек бумаги.

— А вот и один из свежайших детерминативов, чья роль стремительно выросла за последние десять часов.

— Интересно. Его роль отрицательна? — спросил Куллин.

— Нет, он оказывает позитивное воздействие, — ответил Артуа.

Куллин взял бумажку и прочитал написанное на ней слово.

— Опять имя. Нам известно, кто это? На что оно указывает?

— Пытаемся выяснить, — ответил Стефой.

— Белкнап, — пробормотал себе под нос Куллин. — Белкнап…


Добрый доктор ушел, чтобы вернуться только на следующий день. Кара спала, и в «Доме грусти» было тихо. Карл Тониус оставил свои гудящие когитаторы и стену, обклеенную бумажными карточками, и зашагал по коридорам и лестницам дома, намереваясь прочистить мозги и дать отдых рукам.

Он чувствовал себя больным и знал почему. Карл старался выкинуть это из головы, но ничего не получалось. Ломка. Нельзя было доводить до этого. Нельзя. Карл понимал, что совершает большую глупость и что если он не остановится, то все выплывет наружу и будет…

Все будет очень плохо.

Карл остановился перед зеркалом в прихожей. Он увидел себя: утомленного и явно больного. Его кожа была бледной и сухой, под глазами образовались темные мешки. «Но, тем не менее, — подумал он, — я все еще выгляжу потрясающе». Черные туника и брюки, черные ботинки. Сегодня он выбрал скромную утонченность, изящно подчеркнутую казуритовой брошкой на отвороте.

Затем Карл понял, что делает. Он смотрит в зеркало. Смотрит в зеркало, в зеркало, в…

Он попытался отвести глаза, но его затянуло уже слишком глубоко. Тониус отправился в свою комнату, открыл потайное отделение саквояжа и достал оттуда один из красных бумажных свертков.

Он развернул его трясущимися руками, сделал глубокий вдох и уставился во флект. Какие чудеса он увидит в этот раз? Какой экстаз он…

Он ослеп. Нет, не ослеп. Оглох. Нет, не оглох…

Падение. Он падал. В яму, наполненную чернейшим дымом Старой Ночи… И вспыхивали забытые светила, проваливаясь в забвение, и охающее стенание потрескивало, точно ненастроенный вокс.

И что-то кружило рядом в темноте, сопровождая его в бесконечном падении… Рот Тониуса раскрылся в крике, но не издал ни звука.

Рядом мчалось нечто бледное и холодное и в то же время пылающее, нечто страдающее от боли и изувеченное, нечто древнее.

Нечто ужасное. Необъятный, невыразимый страх скрутил тело Карла Тониуса и задышал, точно зверь, за стенкой его глаз.

Кровь Карла превращалась в лед, потрескивающий в венах. Сердце остановилось, налив грудь мертвой, свинцовой тяжестью. Его глаза наполнились огнем.

И он умер.

Глава семнадцатая

Жуткий, ошеломляющий удар сотряс его затылок. Это оказался пол. Он лежал на спине, дергаясь и издавая горлом булькающие звуки, но затем затих.

Секунды текли с неторопливостью ледника. Когитаторы, переведенные в автоматический режим, пощелкивали и гудели. Свет ламп играл на коробочке с загадками и осколках флекта на полу.