Бриннгар отбросил ставшее бесполезным оружие и сильнейшим апперкотом в подбородок едва не сломал Ультрамарину челюсть. Второй удар отозвался выстрелом в ухе Цеста. Третий, угодивший в живот, подбросил его в воздух. Злобное рычание Космического Волка стало приглушенным и далеким, словно Цест опустился под воду.
Он смутно сознавал, что падает, а потом почему-то отметил, что его пальцы, опиравшиеся на металлический настил ямы для поединков, сжали что-то твердое.
Внезапно Цест почувствовал, что ему трудно дышать, и понял, что Бриннгар пытается его задушить. Как ни странно, но ему показалось, что он слышит сдавленные рыдания. Тряхнув головой, Ультрамарин попытался восстановить ясность мысли. Удара обоих кулаков по предплечьям Волка и одновременного толчка коленом в грудь хватило, чтобы ослабить хватку. Затем Цест сильно боднул противника в лицо, сломав тому нос и вызвав обильное кровотечение.
Снова ощутив пол под ногами, он увернулся от сокрушительного выпада Бриннгара, но недостаточно быстро, и удар кулака хоть и вскользь, но задел голову. Ультрамарин опять зашатался, перед глазами закружились темные пятна, и ему с трудом удалось сохранить сознание.
— Стоп, — выдохнул он, падая на колени.
Его вытянутая рука с зажатым зубцом от цепного меча указывала на корпус Бриннгара.
Космический Волк, прерывисто дыша и сжимая кулаки, опустил взгляд к тому месту, куда показывал Цест.
По животу из крошечного пореза, нанесенного зубцом, стекала тоненькая струйка крови.
— Кровь на корпусе, — с плохо скрываемым облегчением объявил Сафракс. — Победил Цест.
Время в варпе не имело большого значения. Недели превращались в дни, дни — в часы, а часы становились минутами. Время изменчиво. Оно способно растягиваться и сжиматься, идти в обратном направлении и даже пропадать в непостижимых глубинах беспредельной пустоты.
Оставив позади галерею и раскатистый смех Задкиила, Скраал оказался в непроницаемой темноте.
Скитание наугад, во время которого единственными звуками были вздохи «Яростной бездны», казалось, длится долгие годы, но вполне могло быть, что оно заняло лишь несколько недель или часов. Корабль покачивался, поворачивал, останавливался и дышал, словно плывущее по волнам Эмпирея первобытное животное. Ощущение жизни исходило от каждой поверхности: испарина на металле, порой проступавшие где-то кровь и машинное масло, гарь в воздухе. Тепло генераторов становилось дыханием, огонь доменных печей — выражением гнева и ненависти, в скрипе палубы слышались стоны наслаждения и раздражение. Возможно, сознание всегда существовало и, чтобы стать реальностью, ему не хватало только формы. Возможно, механикумы Марса, создавая остов, лишь предоставили оболочку уже существующему разуму.
Пожиратель Миров решил, что подобные мысли предшествуют безумию, вызванному долгим преследованием, что паранойя уже запускает свои когти в его череп и насыщает разум видениями.
После сделанного в галерее открытия он стал спускаться все глубже, пробираясь по трубопроводам и тоннелям все ниже и ниже, надеясь отыскать безопасное убежище. Но им двигала не трусость — это было бы анафемой для Астартес. Пожиратель Миров просто был не способен испытывать чувство страха. Нет, это была лишь потребность сосредоточиться, составить план, чтобы его действия не прошли незамеченными, причинив минимальный ущерб, что было бы бесполезной жертвой. Сквозь огонь и жару он шел джунглями стальных сооружений мимо гудящих двигателей и колоссальных связок кабелей, таких толстых, что их пришлось бы рубить цепным топором. И в этом промышленном аду он нашел себе убежище.
На одной из нижних палуб он наткнулся на скелет. Часть костей была стерта в порошок рабочими поршнями, но часть так и осталась нетронутой. Это был забытый всеми свидетель рождения «Яростной бездны», то ли угодивший в двигатель, то ли просто заблудившийся и оставленный умирать от голода и жажды в запутанных лабиринтах корабельного чрева.
За время своего бегства Скраал многое повидал. Темнота играла его воображением, и в этом ей помогали постоянная жара и непрекращающийся гул машин. Сверкающие глаза таращились из мрака на Пожирателя Миров, а потом вдруг бесследно прятались в стену. Перед ним открывался обширный вид с теряющимися в темноте границами: целое поле окровавленных ребер, дворцы из костей, горы хрящей и сухожилий и лабиринты, высеченные в сплошной массе сокращающихся мускулов. В реках крови танцевали силуэты гуманоидов, и весь этот мир поднимался и опускался в такт древнему дыханию.
Но затем все исчезало, сменившись темнотой, и Скраал двигался дальше.
Здесь, в этом жарком чреве, он позволил себе сделать передышку.
Возможно, он провел в одиночестве уже несколько дней, прислушиваясь к толчкам и покачиваниям судна, перебирая мысли и укрепляя решимость, чтобы не сойти с ума. На такой глубине Скраал не мог перехватывать вокс-сообщения и не слышал за своей спиной шагов охранников, так что даже не знал, продолжается ли на него охота или нет.
Скраал устроился в техническом подполе, достаточно просторном, чтобы, кроме связок кабелей и труб, вместить его облаченное в доспехи тело. Спустя какое-то время Пожиратель Миров очнулся. Остановив работу каталептического узла, позволявшего ему погружаться в подобие активного сна, Скраал заметил маячившую за трубами тень. Он был не один.
Рабочие хоть и нечасто, но появлялись в этих местах. Скраал не раз с отвращением слушал заунывные песни обслуживающих корабль бригад. Жалкие твари! Каждый раз он с трудом удерживался, чтобы не выскочить из своего убежища и не перебить их всех до последнего. Но тогда поднялся бы шум и охота началась бы снова. А ему необходимо было подумать и спланировать следующий шаг. В отличие от сынов Жиллимана и Дорна Скраал не обладал тактическим предвидением, а был настоящим орудием войны, простым и эффективным. А теперь от него требовалась военная хитрость, и на это нужно было время. Сначала выжить, потом провести диверсию.
С появлением тени его доктрина рассыпалась. Это был явно не рабочий; он не пел, не вздыхал и не стонал. Он двигался молча. Это был кто-то другой, его тяжелые шаги отдавались гулом в металле, и этот кто-то искал его. Скраал выбрался из ниши, отступил в темноту, не спуская глаз с тени, и снова углубился в недра «Яростной бездны».
— Они преследуют нас по пятам, мой лорд! — возмущенно воскликнул Рескиил, просматривавший донесения навигатора Эстемии, зажатые в латной перчатке.
Тот факт, что «Гневный» продолжает погоню в варпе, ничуть не встревожил Задкиила, и он продолжал разглядывать каракули на стене каюты, служившей пристанищем одному из членов астропатического хора.
В этом спартанском помещении не было ничего примечательного. Узкая койка для отдыха и небольшой пюпитр для письма. Главным принципом здесь считалась функциональность.
— Всорик на нашей стороне, — сказал Задкиил, настолько ободренный заключением договора с древним существом, что больше не опасался произносить его имя вслух. — И когда он заявит о своем присутствии, прихвостни лже-Императора пожалеют, что затеяли эту погоню. Пережитые ими ужасы покажутся невинной забавой по сравнению с мучениями, которые он обрушит на их головы.