Этот улов обратится в наличность — в кучу налички. После дележки он поступит, как всегда. Оставит пару купюр на расходы, а остальное положит на счет через банкомат. Его придурки в ближайшие же двадцать четыре часа спустят все на девочек, на выпивку и дурь.
Но не я, думал он, скользя по комнатам. Татуированные пальцы легко касались кресла тут, фарфоровой фигурки там. Деньги — сила. На его счетах — на дюжину разных вымышленных имен — лежало в сумме больше семидесяти тысяч фунтов.
А вот это сила, действительно сила. Самое то, что ему нужно. Больше всего на свете.
Бернис Мочарди шла по горячему следу человека с пленки.
В своем номере она осторожно распаковывала чемодан, принадлежавший Майку Страуду, чемодан, который она отыскала в Гробике, и теперь выкладывала его содержимое себе на кровать. Туг были ботинки (хорошего качества итальянские мокасины десятого размера); две пары «ливайз», белье, черная футболка, пара белых хлопковых рубашек, потом несессер с бритвами, кремом для бритья, лосьоном (она понюхала его — раз, другой, третий; потом мазнула им по тыльной стороне ладони, чтобы запах остался с ней).
За окном порывами налетал ветер, время от времени стуча в стекло каплями дождя.
Я узнаю, что с ним сталось, думала Бернис. Должна же здесь быть хоть какая-то подсказка.
Снаружи на чемодане не было бирок с адресами, никаких документов или бумаг не было внутри. Она взяла с кровати три репортерских блокнота на спирали. Все они были новенькими, все страницы были пусты. Когда она пролистывала один из них, из него выскользнула фотография. На ней улыбающийся Майк — светловолосый, в очках — стоял возле отеля в Уитби. На обороте карандашом были написаны слова: "Я у «Ройаля» в Уитби. У отеля, где Брем Стокер задумал «Дракулу».
Это находка, светясь от удовольствия, заявила она самой себе. Настоящая находка. Она подумала, что сможет показать эту фотографию людям, которых знала в городе. Возможно, кто-нибудь его вспомнит. Проще всего было бы спросить Электру. Но только если она ее спросит, конца не будет поддразниванию и шуткам, как Бернис потеряла голову от незнакомца.
Нет, это нечто большее, подумала она, вглядываясь в улыбающееся лицо на фотографии. Я знаю, однажды я его встречу.
По ее спине пробежал холодок.
Потом, прежде чем она могла остановить себя, она вынула из коробки кассету. Ей надо было снова посмотреть пленку. И на этот раз она будет делать записи в репортерском блокноте. Должны же быть там подсказки, которые скажут ей, где искать.
Дэвид Леппингтон ушел из дома дяди за полдень, Старик настоял, чтобы он остался на ленч, — и это после гигантской горы тостов, которые они поджаривали над огнем в кузне. В кухне они уселись за огромное блюдо рагу из картофельного пюре, смешанного с капустой и беконом. Беседа была из тех, какие ведут с близким родственником, которого не видели много лет. К разговору о семейной саге с ее скандинавскими богами и новыми империями никто не возвращался — к немалому облегчению Дэвида. Он уже начал задаваться вопросом, не затаил ли его дядюшка навязчивой мысли о божественной миссии Леппингсвальтов — ныне Леппингтонов — ниспровергнуть христианство. Но старик казался вполне беспечным и с упоением похвалялся бутылками домашнего вина из бузины или с интересом расспрашивал Дэвида о его работе и жизни.
Дэвид чувствовал, как растет его симпатия к дяде. Всплывали проблески старых воспоминаний. Он вспомнил, как дядя брал его на рыбалку или возил в Уитби в музей в Пэннетт-парке или как они накачивали монетками одноруких бандитов в зале игральных автоматов, а потом отправлялись за мороженым в гавань Уитби, где смотрели, как, пыхтя, уходят в море рыбацкие суда.
Пообещав снова навестить его, Дэвид потряс старикану мощную правую руку и стал спускаться по дороге к городу. Ему было комфортно и покойно, будто он шагал внутри теплого кокона. Он решил через пару дней опять зайти к дяде; на этот раз прихватит с собой бутылку виски и они вдоволь поболтают о том о сем.
Ветер дул со все той же силой, но Дэвид его уже не чувствовал. В руках он нес сумку с напечатанной по частному заказу историей семьи Леппингтонов, которую тридцать лет назад произвела на свет одна из его родственниц. Была в сумке также бутылка бузинного вина. Дядя пообещал, что вино будет хорошим, и Дэвид ему верил.
Мурлыкая себе под нос, он пересек реку Леппинг и вступил в город.
Она спустилась к самой реке. Сандалии заскользили по песчаной дорожке, и она упала назад, да так, что основательно ударилась мягким местом.
— Ай... бля...
Она упала не настолько сильно, чтобы дело закончилось синяком, но толчок вызвал в памяти вечер пятницы. Диана Моббери поднялась и отряхнула зад. Не будь похожа на уличную девку, Ди. Мы же не хотим его отпугнуть, так ведь, милочка?
Ее штучка натерта. Вот к чему приводят шесть часов секса с Джоэлем Престоном. Большинство ребят спускает минут через десять, но Джоэль Престон фачился, как машина.
Полгода назад, когда она только закрутила с ним, это было даже забавно, но теперь секс стал монотонным. Он мерно долбит у нее меж ногами час с четвертью. Уже через полчаса она — сухая, как чернослив. Так что трахаться теперь уже просто трахано больно, ясно?
И при всем этом она не спешила пока бросать Джоэля. Ну да, он скучный, он двигается как автомат и трахается как миссионер, в нем столько же страсти и умения, сколько в могильщике, копающем могилу жирному толстяку, но в остальном он вполне сносен. Он терпел ее опоздания или то, что она брала у него деньги на новую прическу — вроде светлых мелированных прядей, как на ней сейчас, и бог мой, как же дорого они обошлись. Ради этих прядей она записалась в лучшую парикмахерскую Уитби. Он даже купил ей эти сандалии. Умереть, какие миленькие — с тонюсенькими крест-накрест ремешками, — в них ее загорелые ножки кажутся золотыми и совсем крохотными.
Но ходить в них — то еще удовольствие, особенно если выступаешь в поход вдоль берега реки.
В прошлом месяце Ди Моббери работала в баре отеля в Уитби. На этой неделе — после того как жена управляющего застукала своего благоверного, когда Ди делала ему минет на заднем сиденье машины, — она изнывает в старом добром Леппингтоне.
Господи, думала она, пробираясь по тропинке, штучка так и зудит. Тропинка же делала все, чтобы ее нельзя было так назвать. Наверное, считала себя треком американских горок. На ней попросту не было ровных мест. Или ты спускаешься едва ли не с обрыва к самой кромке реки Леппинг, что журчит себе и булькает по валунам. Или дорожка взбирается на крутой берег. И повсюду ивы.
Чертовы ивы. Ди их просто ненавидела. Их ветки вечно стремились схватить ее за волосы. А корни цепляли сандалии.