— Значит, вампиры просто уничтожат человечество для того, чтобы его место заняла новая раса?
— Можно сказать и так, племянник!
— Но если я возглавлю эту армию и поведу их на создание новой империи для этих тевтонских божеств, человечество выживет?
— Да. Теперь ты сознаешь, что выбор за тобой?
— Господи боже. Из огня да в полымя.
Старик облизал губы, которые выглядели сухими, как бумага.
— А ведь ты уничтожил бы эту армию мертвых воинов, если б смог?
— Господи, да.
— Но твоя судьба уже предсказана. Перед тобой только два пути.
— Я знаю. Взять себе эту армию или деть ей волю буйствовать по планете, превращая всех мужчин, женщин и детей в подобную себе нечисть.
— Что ты решил?
— Я решил уничтожить их.
— Не удастся.
— Возможно. Но я должен попытаться. — Он поглядел на старика, на повязки в пятнах запекшейся крови, на уставившиеся в потолок глаза. Эти широко открытые глаза блестели.
— Дядя Джордж, — тихо, но твердо сказал Дэвид, — ты расскажешь мне все, что тебе известно об этих тварях?
— Могу. Но тебе это не поможет. Они жили в пещерах под городом более тысячи лет. Их невозможно убить.
— И все же расскажи мне. Пожалуйста.
Размышляя, старик провел сухим, как бумага, языком по губам Мимо двери по коридору прошел больничный носильщик, толкая перед собой тележку. За стенами палаты жизнь шла своим чередом. Но Дэвид чувствовал, что мир... сама ткань мира, образующая стулья, кровати, стены больницы, почву за ними, валуны в реке, — он чувствовал, словно все затаило дыхание в напряженном ожидании того, что случится в ближайшие несколько часов. Мир вскоре изменится. И ключ к этим переменам — в руках некоего доктора Дэвида Леппингтона.
Он поглядел на лежащего на койке старика, глаза которого были прикованы к потолку, а губы быстро, но беззвучно шевелились, как будто Джордж Леппингтон обсуждал просьбу Дэвида с кем-то невидимым и все же присутствующим вместе с ними в палате.
Потом губы застыли. Дыхание старика было глубоким, ритмичным.
— Ну? — спросил наконец Дэвид. — Ты расскажешь мне об этих существах?
Старик кивнул. А потом он начал говорить:
— Будь острожен. Они обладают способностью добраться не только до твоего тела, но и до твоих мыслей; они могут помутить твой рассудок. — Его губы раздвинулись в странной кривой улыбке. — Так что берегись, племянник.
Он продолжал говорить все тем же скрежещущим полушепотом, который звучал спокойно и как будто гипнотизировал. Дэвид наклонился поближе, чтобы не пропустить ни единого слова.
Снаружи поднялся ветер, извлекая протяжный стон, зарыдал по долине, чтобы задергать электропровода и встряхнуть деревья так, что напряглись даже корни, удерживающие их в земле. Как будто деревьям Леппингтона хотелось вырвать корни и бежать из города ото всех ужасов и опасностей, которыми наполнились его затемненные улицы.
Холодный ветер дул все сильнее. Электропровода раскачивались между опорами, деревья гнулись с глухим, мучительным стоном.
Ночь. Еще восемь часов темноты до того, как солнце поднимется над холмами. Солнце, которое вернется, полное тревожных предчувствий, какие испытывает женщина, что вернулась с работы, увидела, что дверь ее дома распахнута настежь, разбито окно, а по перилам лестницы стекает кровь. Как та женщина, оно настороженно выглянет из-за горизонта, боясь того, что застанет в городе в холодном свете нового дня.
Бернис чувствовала, что она в безопасности. Здесь надежно и спокойно.
Двери во внешний мир заперты, сказала она самой себе. Лифт отключен и застрял между этажами. Внизу включена сигнализация. Стоит кому-нибудь вломиться — будь он смертный или вампир, — и вся гостиница заполнится воем.
Бернис открыла дверь в комнаты Электры. Коридор второго этажа гостиницы был пуст. Она чувствовала себя в полной безопасности. Здесь все очень надежно, очень спокойно.
Девушка шагнула в коридор. В светильнике под потолком перегорела одна лампочка. Оставшиеся горели ровно и ярко.
Время было четверть десятого.
На кухне Электры Джек Блэк курит сигарету. Татуированный палец плотно охватывает белый цилиндр фильтра, который Блэк подносит к губам.
Звук, не слышный никому больше — звук мыслей обитателей Леппингтона, — ритмично гудит у него в голове. Это низкий приглушенный звук, будто ритм музыки, доносящийся сквозь стену пристройки:
— выпусти кошку, Томми; выпусти ее, пока идет реклама...
— вождением такси денег не заработаешь, ни гроша не заработаешь; должна же быть работа на автобусах; я еще не слишком стар; может, стоит написать автобусной компании в Уитби, может, они...
Голос постепенно утих, чтобы смениться другим:
Если я займусь с ним сегодня сексом, он, возможно, отвезет меня завтра в Йорк; эти летние платья не будут лежать на полках вечно, дружок; к тому же приятно чувствовать на себе вес его тела и тепло его груди на коже... хорошо. Да, очень хорошо...
Мама говорит, я еще минут десять могу посмотреть запись борцовского матча. Всех выпусков «Борцемании» еще нет на видео, но мне нравятся «Лучшие хиты Гробовщика».
Если он снова начнет чистить ногти на ногах перед телевизором, я его ударю, помоги мне господи, я точно его ударю...
Голоса, текущие в бритой голове Джека, мягко гудели. Сегодня они походили на рев реки; непрерывный звук, лишь время от времени слегка меняющий громкость и высоту. Ни с того ни с сего эти звуки сейчас действовали до странности умиротворяюще. Бывали времена, когда они доводили его до умопомрачения.
Сегодня голоса были приятыми, какими-то успокаивающими.
Затянувшись, Блэк выглянул в окно второго этажа. За окном он увидел лишь затемненный задний двор и черные и расплывчатые силуэты ив на берегу реки В прорехах облаков посверкивало несколько звезд.
Он расслабленно зевнул.
Он знает, где все.
Док Леппингтон отправился в больницу. Он скоро вернется.
Чарнвуд — у себя в гостиной, читает книги по местному фольклору. Лицо хозяйки сосредоточенно, в губах неплотно зажат карандаш, которым она время от времени делает пометки в школьной тетради. Она хочет выяснить как можно больше о легендах Леппингтона. Может, там найдется что-нибудь, что они смогут обратить себе на пользу.
Бернис тоже предложила внести свой вклад: подняться в свой номер на пятом этаже и принести видеокассету, о которой столько говорила. Прежде чем девушка вышла за дверь, он сказал ей в характерной своей грубоватой манере: «Если увидишь или услышишь что-нибудь, кричи. Я npи6eгy».