Спустившись по лестнице, он стал приближаться к девушке. Она старалась дышать как можно тише, хотя из горла рвался наружу истерический крик. Она отступала, обдирая кожу на голой спине и протянув руку на съедение притаившемуся поблизости неведомому злу...
Пальцы коснулись чего-то шероховатого. Дерево. Влажное и гнилое... Марта нащупала деревянную дверь, укрепленную металлическими полосами. За дверью была неизвестность, но это лучше, чем смерть... Где же эти кретины из группы прикрытия?! А как тебе спится сейчас, папа? Какие ты видишь сны? Слишком много дурацких вопросов... Дверь пронзительно заскрипела, и хунган, конечно, понял, в каком направлении жертва пытается ускользнуть.
Марта окунулась в сырую затхлую атмосферу с неожиданно сильным запахом земли. Пахло как на свежевспаханном поле после дождя, хотя под ногами были каменные плиты. Она свернула направо и пошла вдоль стены. Лицо накрыла липкая и пыльная вуаль паутины. Несколько драгоценных секунд Марта потеряла, отклеивая ее от себя, но так и не выпуталась до конца.
Она дышала слишком громко и, оглянувшись, увидела, что расплывчатый призрак уже находится на расстоянии пяти шагов. Ее колено ударилось о каменный монолит высотой около метра. Руки лихорадочно ощупали черный бархат пустоты. Ладони легли на полированное дерево, и одна из них, соскользнув, наткнулась на металлическую ручку.
Открытие поразило Хаммерштайн меньше, чем можно было бы предположить.
Она попала в подвальное помещение замка, служившее чем-то вроде склепа. Если это так, то, скорее всего, отсюда не существовало другого выхода. Что ж, игра в прятки была любимой игрой ее детства. Мертвецов она боялась меньше, чем некоторых живых.
Марта сделала шаг вправо, но изголовье гроба касалось стены. Тогда она попыталась обойти гроб с другой стороны, но новый звук, раздавшийся совсем близко, пригвоздил ее к месту. Хунган находился сзади, она знала это точно – его силуэт проецировался на заднюю полусферу ее психоэкрана...
Очень тихий, но непрерывный звук, от которого мышцы превращались в студень, исходил от гроба. Марта протянула к нему руку, и это было еще одной ошибкой. Осязание подтвердило то, о чем она могла бы догадаться: открывалась крышка гроба, поворачиваясь вокруг хорошо смазанных петель.
Запах перегноя ударил в ноздри. Даже хунган остановился, но почему-то это не принесло ей облегчения. Больше, чем угроза быть зарезанной, ее испугало другое: она не «видела» перед собой НИЧЕГО ЖИВОГО.
Марта не успела отдернуть остекленевшую руку. Холодный браслет из твердых, как фарфор, пальцев сомкнулся на ее запястье. Нечто дохлое зашевелилось во тьме... Тонкая струйка жидкости потекла по внутренней стороне ее бедра. Она сдавленно завыла от ужаса и не слышала, как хунган забормотал за ее спиной «Agnus Dei» [20] .
Чужая рука сильно и властно притянула ее к гробу, после чего к ее губам прикоснулись резиновые губы, пахнувшие землей. Она дернулась, готовая извергнуть из себя желчь, потому что ничего другого не осталось в ее желудке, но другая рука легла на ее затылок и зафиксировала голову, будто аппарат для операции на мозге. Язык, большой и вялый, словно мертвая рыба, провалился в ее разинутый рот, и с этой секунды Марта осознала бесполезность сопротивления...
Вспоминая потом об этих секундах, она пришла к выводу, что самыми кошмарными были не прикосновения мертвой плоти, не запах пергамента, исходивший из уст, не наличие опасной бритвы за спиной, а невидимость целовавшего ее существа...
Она запрокинула голову и застонала... Рыхлый язык скользил по горлу, не оставляя слюны. Там, где кожи коснулись холодные губы, возникло пятно бесчувственности. Хаммерштайн ничуть не стало легче при этой своеобразной анестезии, особенно после того, как она ощутила безболезненный укус.
Что-то заструилось в ложбинке между грудей, и это «что-то» становилось теплым только в области живота. По горлу медленно полз черный ледник. Сонный морок охватил ее – мутный и неуютный, тяжелый и полный липкого сожаления... Марте захотелось спать, но она чувствовала, что сон будет зловещим и смертоносным, как отдых во дворце Снежной Королевы...
Когда вампир отпустил ее, она ослабела настолько, что упала на колени. Перед нею вращалась расслоившаяся темнота. Кто-то перешагнул через ее руки, обдав дуновением ледяного ветра, и тогда хунган бросился бежать. Шаги разбуженного существа были медленными и неуверенными, как будто оно заново училось ходить. В воздухе витала пыль, сыпавшаяся из складок ветхой ткани.
Марте пришлось проявить лучшие (или худшие?) черты своего жесткого характера. Сцепив зубы, она поползла к выходу из склепа. Светящийся призрак хунгана давно исчез; она двигалась наугад и почти не промахнулась. Ей удалось даже обогнать невидимого вампира. Под конец она перемещалась на четвереньках; ее ладони и колени были испачканы сырой землей.
Ткнувшись головой в угол стены возле приоткрытой двери, она чуть не потеряла сознание. Кровь из раны на лбу залила левый глаз. Шаги вампира остались единственными звуками в мире, прорывавшимися сквозь трескучий шорох ее лихорадочного дыхания. Только она одна и дышала еще здесь, в этом забытом богом могильнике...
Выбравшись за дверь, она захлопнула ее, упираясь в гнилые доски ногами и не обращая внимания на боль. Звуки кошмара тотчас стали тише, как будто доносились из другой реальности. Тогда же Хаммерштайн увидела первые проблески света. Она не сразу поняла, что это мелькают лучи фонарей.
Обламывая ногти, она буквально вползла на стену. Ей показалось, что тело набито ватой, пропитанной дерьмом. Лабиринт развалин был несложным, но она проходила его, мало что соображая. Свет становился ярче, и этого было достаточно.
Потом она увидела лицо и блестевшее от пота тело хунгана, но не успела испугаться, потому что ствол полицейского «кольта» уперся в его череп. Колдун мелко трясся, то ли от холода, то ли от страха... Сильные мужские руки подхватили Марту, и лишь тогда она обмякла, позволив себе расслабиться. Кто-то набросил на нее плед, и люди в бронежилетах понесли ее к вертолету.
* * *
Уже позже, из гостиничного номера, она отдала приказ обыскать развалины. Поисками подземного склепа занималась группа из восьми человек, не обнаруживших никаких признаков деревянной двери.
Чтобы убедиться в реальности собственных воспоминаний, Хаммерштайн пришлось еще раз внимательно и по возможности беспристрастно изучить в зеркале свою шею. Повреждение могло быть нанесено как зубами, так и когтями. Наибольшее беспокойство внушали ей два глубоких прокола, расположенных почти рядом, на расстоянии, примерно соответствующем расстоянию между верхними резцами. Обе раны были затянуты коркой засохшей крови. Вокруг разлился выдающийся по размеру и оттенку фиолетово-черный кровоподтек, охвативший шею, словно след «rigor mortis» [21] .