Вопли и конское ржание в голове войска вывели Акмен-хотепа из ступора. Он и выжившие остатки армии шли с полуночи, уходя все глубже и глубже в пустыню после кошмара у Бел-Алияда. Вражеская кавалерия изводила их всю дорогу, пролетая сквозь беспорядочную колонну и оставляя после себя убитых и раненых. Всадники-мертвецы, числом около тридцати, не могли причинить большого урона, но недостаток численности с лихвой покрывался их неутомимой, полной ненависти решимостью. Боясь, что их догонят мстительные мертвецы Бел-Алияда, Акмен-хотеп не разрешал войску останавливаться, и они шли всю ночь и весь знойный день. А теперь, спотыкаясь, шатаясь, как пьяные, они брели через пески, начиная бредить от изнеможения и безжалостного солнца.
Царь поднял голову, услышав шум в голове колонны.
— Щиты! — хрипло выкрикнул он, заметив первых вражеских всадников.
Конь-скелет мчался галопом. Сквозь дыры в его шкуре Акмен-хотеп видел, как двигаются его кости, слышал, как негромко шлепают растрескавшиеся копыта по песку. С побелевшего черепа всадника свисали ленты похожей на пергамент кожи, развеваясь на ветру, как чудовищные вымпелы. Скелет скакал вдоль колонны, держа наготове изогнутый роговый лук. Проносясь мимо одной из уцелевших колесниц, он натянул тетиву и спустил стрелу. Раздался леденящий кровь крик, и одна из лошадей рухнула на землю.
Ругаясь пересохшими губами, спотыкаясь, Акмен-хотеп направился к скачущему галопом всаднику. Вокруг послышались крики, но царь не обратил на них никакого внимания. Все, что сейчас имело значение, — это необходимость остановить проклятое чудовище, пока оно не убило еще одну лошадь. Взревев от ярости и досады, Акмен-хотеп поднял свой тяжелый хопеш и замахнулся, но всадник-скелет был еще далеко. Он проскакал мимо, натягивая тетиву для следующей жертвы.
— Я здесь! — прокричал Акмен-хотеп удаляющемуся всаднику. — Вернись и сразись со мной, дрянь! Убей царя Ка-Сабара, если осмелишься…
Тут чья-то мощная рука схватила его сзади за шею и подняла вверх, словно он был беспомощным ребенком. В воздухе просвистело оружие. Акмен-хотеп учуял пыльный запах кожи и костей и услышал ужасный треск. Что-то острое ударило его в щеку. Он увидел разлетевшийся на кусочки скелет коня и его всадника, рухнувших перед ним на песок.
— Осторожнее, о великий, — пророкотал возле уха царя низкий голос Хашепры, верховного жреца Гехеба. Огромный жрец скользнул в сторону, держа молот наготове, и потащил Акмен-хотепа за собой. — Преодолей себя, если не хочешь, чтобы твои люди лишились последней надежды. Мы и так в крайне тяжелом положении.
Акмен-хотеп с трудом справлялся с ревом бессильной ярости, рождавшимся в груди. Мимо проскакал еще один вражеский всадник, из его тела торчали стрелы. Это существо вырвало из груди одну из стрел, наложило ее на свою тетиву и выстрелило в живую лошадь. Странное, почти абсурдное зрелище наполнило царя отчаянием и безысходностью.
— Во имя всех богов, как нам сражаться с этими тварями? — хрипло прошептал он. — Каждый, кого мы убиваем, воскресает. Каждый соплеменник, которого мы теряем, обращает свои мертвые руки против нас. — Он с усилием встал на ноги и вырвался из хватки Хашепры. — И на место каждого чудовища, которого мы убиваем, встает сразу десять. — Он повернулся к иерофанту. — Скажи мне, жрец, как можно победить врага, если он неисчислим, как песок в пустыне?
Верховный жрец Гехеба долго смотрел в глаза царю, и Акмен-хотеп увидел на лице жреца отражение собственного отчаяния.
— Одни боги знают, — произнес он наконец и отвернулся. — Возвращайся в колесницу, о великий. Скоро станет темно, а мы многое должны обсудить.
Акмен-хотеп смотрел в спину жрецу, устало тащившемуся к колесницам, стоявшим в какой-то дюжине ярдов от них. При виде безрадостных глаз Хашепры его пронизало холодом до костей.
— Боги знают, — сказал Акмен-хотеп, пытаясь почерпнуть силу в этих словах. — Боги знают.
Словно в оцепенении, царь уселся в колесницу Хашепры. Во время отступления боевые машины использовались как обычные повозки, чтобы погрузить в них припасы, которые удалось захватить из лагеря, а также обеспечить транспортом раненых и знать. Среди мешков с зерном и кувшинов с водой в царской колеснице беспокойно зашевелились двое. Калифру, верховную жрицу Неру, устроили среди груза как можно удобнее. Из ее левого плеча торчал обломок стрелы, и лицо ее во сне было измученным и пылало. Рядом с ней сидел Мемнет, его лоб заливал пот. Толстый жрец прикладывал ко лбу Калифры мокрую тряпку.
— Мы должны остановиться, — сказал Мемнет. — Люди и животные измучены сверх всякой меры. Если мы будем идти дальше, то убьем людей больше, чем это удастся врагу.
— Если мы остановимся, враг нападет в полную свою силу, — устало возразил царь. — Они нас просто задавят.
— Мы же не знаем, есть ли там еще кто-нибудь, кроме этих проклятых всадников, — сказал Хашепра. — О великий, рано или поздно нам придется остановиться. Лучше сейчас, пока у нас еще есть силы оборонять лагерь.
— Кроме того, нужно посчитать людей и посмотреть, сколько их осталось, — заметил Мемнет. — И сколько осталось провизии.
— И поговорить с бхагарцами, — продолжал Хашепра. — Необходимо как можно скорее отыскать тайник с провиантом или оазис.
— Хорошо, хорошо, — сдаваясь, вскинул руку Акмен-хотеп. — Разобьем лагерь здесь и пойдем дальше завтра, до первых лучей солнца. Передайте людям.
Похоже, с принятием решения силы окончательно оставили царя. Ноги словно налились свинцом, и он хотел только одного — заползти в сомнительную тень под колесницей и уснуть. Хашепра начал отдавать приказы гонцам, и тут от конца колонны послышался топот копыт.
Акмен-хотеп резко повернулся, решив, что конники Нагаша вернулись и сейчас снова нанесут удар, но, едва вскинув меч, царь заметил, что и конь, и всадник из плоти и крови, а не из кожи и костей. Он приблизился, и Акмен-хотеп увидел, что это не кто иной, как Пак-амн, и тут царь сообразил, что не видел Мастера Коня после вчерашнего нападения.
— Где ты был? — спросил он, как только юный аристократ осадил своего измученного коня возле колесницы.
На лице Пак-амна мелькнуло раздражение.
— Организовывал арьергард и оценивал наше положение, — отрывисто сказал он. — Думал, тебе захочется узнать, в каком состоянии наше войско, о великий.
Хашепра ощетинился, услышав высокомерный тон молодого аристократа, но Акмен-хотеп жестом остановил его.
— Что ж, докладывай, — приказал он Мастеру Коня.
— У нас осталось две тысячи и пять сотен людей, чуть больше или чуть меньше, — начал Пак-амн. — Примерно треть из них ранены, кто тяжелее, кто легче. Примерно четверть воинов покинули лагерь, захватив в поясных сумках припасов на пару дней. — Пак-амн качнул головой в сторону колесниц. — Надеюсь, вам с обозом повезло больше.
— Это еще нужно проверить, — отозвался Акмен-хотеп. — А что там с бхагарцами?
Лицо Пак-амна помрачнело.