— Ты про Джо и остальных в микроавтобусе?
— Если бы мы тебя тогда послушали. Ник, они были бы живы.
Мы еще немного поговорили. Ситуация действительно стала лучше. Даже некоторое облегчение мы испытывали, что этот затянувшийся на все лето пикник закончился. Может, он был вроде кильватерного следа от нашей прошлой жизни, семей и друзей, которые исчезли в тот апрельский день.
Сара задумчиво погладила меня по животу.
— Дэйв Миддлтон тоже доволен. Не все делается так, как он хочет, но зато есть какой-то порядок, община снова работает. И он был прав, знаешь ли. Когда-нибудь нам придется учиться выживать по-настоящему, а это значит — выращивать растения, заводить скот, делать инструменты и одежду.
Я хмыкнул. Поглаживающие пальцы Сары меня сейчас интересовали куда больше ее слов.
— Единственный, кто недоволен, — продолжала она, — это Мартин. Ты слыхал, что он просил у Боксера людей для полевых исследований? А получил сапоги Боксера для чистки. Шесть пар. Ник, ты меня слушаешь? Ник! А-ах! Только не языком, это щекотно…
Визжа от смеха, она потянула меня с кровати. Мы свалились на пол, хохоча оба.
И все еще были заняты любовью, когда послышались выстрелы.
Кто-то там стреляет крыс или ворон или садит по пустым банкам — какая разница? Длинные ноги Сары обернулись вокруг меня, и это было моей вселенной под полотняной простыней, вселенной, полной жара, возбуждения и бесконечного наслаждения.
* * *
В дверь заколотили через пятнадцать минут.
— Ник! Сара! — Голос Дэйва ворвался в дверь, как пуля. — Быстрее вниз! Случилось что-то страшное!
— Что такое? Дэйв, что случилось? — Сара натягивала футболку.
Но Дэйва уже не было — он колотил в двери других комнат коридора.
Когда я натягивал джинсы, мне одно стало ясно, как это утреннее солнце.
Мы снова влипли в глубокую задницу.
* * *
Мы стояли под яблонями и смотрели вниз. Дэйв показывал палкой:
— Восемь, девять… десять. Бедный мальчик! А, вот еще одна. Одиннадцать пулевых ранений.
Кто бы ни застрелил Боксера, работа была сделана тщательно. Он лежал на спине, и вид был такой, будто его обмакнули в кровь. Одна пуля вошла прямо в затылок и выступала из лба на выходе. Она была похожа на медную заклепку в коже.
— Креозоты? — спросил Саймон, с бледным, как бумага, лицом.
Дэйв покачал головой.
— Убийство. — Он накрыл тело одеялом. — Это сделал один из нас… Саймон! Приведи пару ребят постарше отнести тело в конюшню. Похороним его позже. Билли, Кристофер! — Вышли двое пацанов двенадцати лет. — Обойдите всех и попросите… нет, прикажите, чтобы все собрались перед главным входом точно в одиннадцать часов. Я сделаю объявление. Дженет, не будешь ли ты добра сбегать в деревню и попросить Мартина Дел-Кофи и Китти прийти ко мне в офис? Заранее спасибо.
* * *
От десяти до одиннадцати мы ждали. Мартин стоял впереди, возле ступеней главного входа, где Дэйв будет произносить речь. Сара уже предположила, что это будет проповедь «затянуть-пояса-плечом-к-плечу», за которой последует объявление о демократических выборах нового Распорядительного комитета и лидера.
Все молчали. Солнце ползло вверх. Становилось жарко. У меня на лбу выступил пот.
Появился Дэйв Миддлтон. Он распростер руки в знакомом нам всеобщем объятии, и вид у него был серьезный.
Он раскрыл рот — но не успел сказать ни слова.
Из дверей гостиницы вывалились враскачку Курт и Джонатан. Курт толкнул Дэйва в спину, и тот слетел с трех ступеней крыльца.
Он недовольно повернулся — и закрыл рот, увидев Курта с «Калашниковым» и Джонатана с помповым ружьем.
— Внимание! — крикнул Курт. — Мы решили этой хреновине положить конец! Кто-то завалил Боксера! Мы найдем, кто это сделал, — и можете мне поверить, этот гад пожалеет, что на свет родился!
Джонатан стоял за спиной Курта, криво ухмыляясь. Курт поднял автомат, чтобы всем было видно.
— Пока с этим не разберемся, мы с Джонатаном берем тут власть. Понятно? С этой минуты боссы здесь мы.
Они успели взломать арсенал Боксера. Или просто взяли ключ с его трупа.
— Сейчас Джонатан прочтет список имен. Названные выйдут сюда и встанут за мной. Остальные могут проваливать… мальчики и девочки, когда я прикажу.
Джонатан прочел список. Сара перехватила мой взгляд, когда две дюжины хулиганов, шпаны, дебилов и мерзавцев, от которых были все неприятности в общине, вышли и встали позади Джонатана, мерзко ухмыляясь.
— И просто чтобы вы поняли, что мы не шутим… — Курт передернул затвор автомата. — Я посчитаю до трех, и вы встанете на колени. Раз, два…
Он потянул спусковой крючок, выпустив очередь нам поверх голов.
Под грохот выстрелов мы попадали на четвереньки и расползлись по кустам.
Долгое-долгое лето с грохотом кончилось. В день, когда хоронили Боксера, над Эскдейлом разразилась всем грозам гроза. Дождь превратил поля в болота, по дорогам бежали реки.
На следующее утро, в первый день октября, когда наши новые хозяева спали после тризны, которую они устроили по Боксеру, мы шли по яблоневому саду под забитым облачными горами небом. Со мной были Мартин Дел-Кофи, Сара, Китти и Дэйв. И лица у нас были полны беспокойства.
— Я в самом деле думал, что наша община снова собирается вместе. — Дэйв потер волдырь на щеке, об которую Курт загасил сигарету после похорон Боксера. — Боксер поддерживал дисциплину. Все снова начали работать.
— Боксер умел бить морды, — сказал я, — но умом не блистал. Если ты лидер, умей оглядываться через плечо, не крадется ли кто с ножом.
— И потому теперь у нас вот эти два джентльмена, — фыркнул Дел-Кофи. — Они просто мелкие тираны. Единственное, что они будут делать, — это помыкать людьми для удовлетворения своих извращенных аппетитов.
Дэйв покачал головой — его терзала внутренняя боль.
— Джонатан. Не могу поверить. Он же был в хоре церкви Сент-Тимоти. Он же преподавал Библию в воскресной школе.
— Последние месяцы сильно изменили людей, — сказала Сара. — У Курта все последние годы были неприятности с полицией. Ник мне говорил, что когда в ночных клубах бывала драка, чаще всего ее затевал Курт.
— Но он всегда линял раньше, чем начинали махать кулаки, — добавил я. — А теперь он стал по-настоящему крепким орешком.
Сара оглядела всех нас цепким взглядом:
— Я думаю, ни у кого не осталось иллюзий, кто вчера убил Боксера?
Дел-Кофи тревожно оглянулся, будто на яблонях вместо плодов выросли уши. А Сара закончила: