– Этот тип говорил, что Земля постоянно проходит через такие возмущения – вулканы, землетрясения, ледниковые периоды.
– Да, но о таком я не слышала, – сказала Кэролайн, обхватывая руками колени. – Горячие периоды?
– Это бывает чаще, чем ты думаешь. Вероятно, вулканическая активность сгубила динозавров.
– Да, но сейчас вулканы – не главная проблема. Сама земля разогревается.
– Если подумать, – сказал я, – то земля – это большая капля расплавленного камня и железа, окруженная тоненькой оболочкой холодного твердого камня.
– Брр! – вздрогнула Кэролайн. – И ты думаешь, что эта катастрофа только и ждала момента?
– В конце концов, глубже двенадцати километров никто старушку не бурил. – Я похлопал ладонью по земле. – Дальше стальные долота плавятся.
– Всего двенадцать километров?
– Я ж так и сказал. Мы ходим, относительно говоря, по очень тоненькой корочке твердой земли.
– И она все тоньше, – тихо сказала Кэролайн.
– И она все тоньше, – согласился я и стиснул ей руку. Я хотел ободрить ее, но сам не чувствовал особой бодрости. Дин, продолжая полировать пистолет, сказал:
– Где-то восемь миллионов лет назад высохло Средиземное море. Гибралтарский пролив закупорился и море испарилось. И знаете что?
– Давай, удивляй, – мрачно ответил я.
– Когда Атлантика наконец прорвалась, получился самый большой водопад за много миллионов лет. Этот тип говорил, что вода рванулась с такой силой, что ее слышно было по всей Западной Европе и Северной Африке.
Кэролайн встала и потянулась.
– Когда они уже хоть что-нибудь хорошее скажут?
– Когда Ад замерзнет, – бесстрастно ответил Дин.
Я засмеялся, но без всякого веселья:
– Хоть какая-то надежда.
Кэролайн вдруг принюхалась:
– Чем это пахнет?
– Похоже на “Макдональдс” на этой дороге, – сказал Стивен, засмеявшись тоже невесело. – Кому биг-мак с чипсами? Я угощаю.
– Хотелось бы, – с чувством произнес я. – Раз ты платишь, я еще и пару яблочных пирогов уговорю.
– Они всегда были такими горячими, что есть невозможно. Помнишь?
– Ага. Я в детстве всегда себе губы обжигал, потому что не мог дождаться.
– А молочный коктейль? Всегда был такой густой, что не втянешь через соломинку.
– А ты никогда не пробовал действовать соломинкой как ложкой?
Наш с Дином разговор неожиданно зазвучал так, будто мы вспоминали умершего друга. Наверное, так и было. Мне даже показалось, что в глазах у старины Дина блеснула слеза.
– А правда, чипсы всегда были слишком солеными? – спросил он.
– Сейчас бы ты от них все равно не отказался?
– Нет, – согласился он с мрачной улыбкой. – Не отказался бы.
– А я у них никогда рыбного филе не ел. Никогда…
– Постойте! – Кэролайн оглядела поле. – Я в самом деле слышу какой-то запах.
– Кей-Эф-Си?
– Пицца-хат?
– Дин, я серьезно. Чем это пахнет?
Дин встал, потянул носом воздух, потом пожал плечами:
– Ничего не чувствую.
Подул ветер, сухо зашелестели листья.
– Это не еда, – сказала Кэролайн. – А ты слышишь этот запах, Рик?
– Нет, но при этом ветре трудно… погоди-ка…
– Что-то там есть, правда? – Кэролайн поглядела на меня. – Странно пахнет? Как…
– Летний дождь, – быстро сказал я. – Когда льется на землю после жаркого дня.
Дин покачал головой:
– Может, вы мне скажете, что это за таинственный запах?
– Собирайтесь, – сказал я. – Уходим. Быстро!
– Но что это за чертов запах?
– Он оттуда. – Я показал вниз. – Мы сидим на горячей точке.
Дин посмотрел на траву – такую же свежую и зеленую.
– Ничего не вижу.
– Я тоже, но я не хочу тут болтаться – а вдруг мы сидим на газовом кармане, который собирается бухнуть?
– Рик! – Кэролайн схватила меня за руку. – Смотри, что с землей творится!
– Ничего не вижу, – тревожно сказал Дин. – Что вы там видите?
– Под ноги посмотри, – ответил я.
– Ух ты! – Он поднял удивленные глаза. – Чертова уйма червей!
– Помнишь вечер, когда собирались у Вена Кавеллеро? В последний раз? – Я показал на червей, вылезающих из земли и стоящих на хвостах. – Вот тогда я их видел. Жар выгоняет их из почвы.
– Рик, кажется, оно нагревается быстро, – сказал Кэролайн, тревожно глядя на уползающих червей.
– Готовы? – спросил я, когда Кэролайн и Дин надели рюкзаки. Они кивнули.
Мы пошли, быстро удаляясь от этого поля, порозовевшего от тысяч и тысяч червей, вылезающих из земли. Некоторые даже заползали нам на ботинки, пытаясь спастись от поднимающегося жара. Там и сям из-под земли вылезали кроты, бежали кролики, тоже поднятые жаром.
Запах горячей земли крепчал. Мне уже казалось, что жар ощущается подошвами ног.
До изгороди мы добрались уже бегом.
На соседнем поле деревья уже погибали от жара. Листья еще не покраснели по-осеннему, но уже были мертвыми. Они свисали с ветвей клочьями вялой зелени, будто сваренные в кипятке.
И снова меня стукнула мысль:
МИР ПОГИБАЕТ.
После пяти минут быстрой ходьбы мы перешли на более спокойный темп. Запах горячей земли уже не чувствовался. Ландшафт расстилался свежий и зеленый.
По выработавшейся привычке мы держались подальше от дорог и шли по проселкам и тропам. Попадались неубранные перезрелые поля, но скотины мы не видели. Либо ее разорвали оголодавшие беженцы, либо она погибла от жажды, поскольку никто не наливал воду в поилки. Следов недавнего присутствия людей тоже не было.
Попадались человеческие скелеты. Их было так много, что мы почти перестали их замечать. Они валялись в траве, сквозь ребра проросла крапива, муравьи деловито сновали в орбиты глаз и обратно, выгребая остатки мозгов из черепов.
А иногда что-нибудь странное и неуместное могло привлечь удивленное внимание. Вот на стене кто-то выставил в ряд телевизоры. Их было штук двадцать, антенны болтались на ветру, а рядом с каждым из них на стене лежал пульт дистанционного управления. На большой черный “Сони” села бабочка, ее красные крылышки трепетали на холодном ветру. Казалось, что они истрепались и пообламывались на концах. Меня вдруг охватила печаль. Мертвые телевизоры на стене, холодный ветер, умирающая от старости бабочка. Жизнь показалась такой хрупкой…