Зиндерманн увидел, как на пикт-экране отчетливо проявилось темное пятно, закрывшее большой участок поверхности. Оно быстро превратилось в черное кольцо, которое с поразительной скоростью пожирало поверхность и оставляло после себя серое, опустошенное пространство. С другой стороны навстречу первой волне пришла вторая, они сошлись и стиснули планету в смертельных объятиях.
– Что… что это такое? – прошептала Мерсади.
– Ты это уже видела, – напомнила Эуфратия. – Император показал тебе через меня. Это смерть.
При воспоминании о страшных картинах разложения, когда его собственная плоть мгновенно распадалась и обнажала кости, а все вокруг было охвачено черной заразой, у Зиндерманна едва не подкосились ноги.
Вот что происходило на Истваане III.
Вот в чем заключалось предательство.
Зиндерманн почувствовал себя так, словно всю его кровь вытягивают из тела. Целый мир предан мучительной смерти. Эхо ужаса, объявшего жителей Истваана III, ударило в его сердце, и этот ужас, одновременно поразивший миллиарды людей, было невозможно вынести.
– Вы летописцы, – с печальным спокойствием сказала Эуфратия. – Вы оба. Запомните это и передайте другим. Об этом должны узнать.
Зиндерманн, ошеломленный увиденным, смог только молча кивнуть.
– А теперь пойдемте, – продолжала Эуфратия. – Нам пора уходить.
– Уходить? – всхлипнула Мерсади, не в силах оторвать взгляд от погибающего мира. – Куда?
– Просто пойдем отсюда, – улыбнулась Эуфратия.
Она взяла за руки обоих друзей и сквозь неподвижную, пораженную ужасом толпу летописцев повела их к оцеплению Астартес.
Поначалу Зиндерманн подчинился ей, хотя едва мог переставлять ноги, но, увидев, что Эуфратия ведет их к стоящим вдоль стен Астартес, в тревоге остановился.
– Эуфратия! – прошипел он. – Что ты делаешь? Если эти Астартес нас узнают…
– Кирилл, доверьтесь мне, – ответила она. – Я на это и рассчитываю.
Эуфратия подвела их к огромному воину, стоявшему в стороне от остальных, и Зиндерманн, достаточно хорошо понимавший язык тела, заметил, что Астартес, как и они сами, поражен картиной гибели планеты.
Воин обратил к ним лицо – морщинистое, с задубевшей кожей.
Эуфратия посмотрела ему в глаза:
– Йактон, нам нужна ваша помощь.
Йактон Круз. Зиндерманн вспомнил, что Локен упоминал о нем, называя старика «Вполуха». Этот Астартес был воином старых времен, и ни командиры, ни боевые братья уже не давали себе труда прислушиваться к голосу Круза. Воин старых времен…
– Вам нужна моя помощь? – переспросил Круз. – А кто вы такие?
– Меня зовут Эуфратия Киилер, а это Мерсади Олитон, – ответила Эуфратия самым непринужденным тоном, словно представляла знакомых на светской вечеринке. – И с нами Кирилл Зиндерманн.
Итератор увидел, что воин узнал если не лица, то имена, и зажмурился, ожидая неминуемого крика и последующего разоблачения.
– Локен просил меня присмотреть за вами, – сказал Круз.
– Локен? – воскликнула Мерсади. – Вы что-нибудь слышали о нем?
Круз покачал головой:
– Он только просил меня приглядеть за вами, пока его не будет. Теперь мне понятно, что он имел в виду.
– Что это значит? – спросил Зиндерманн.
Ему очень не понравился взгляд, украдкой брошенный Крузом на стоящих вдоль всех стен Астартес.
– Не важно, – пробормотал Круз.
– Йактон, – окликнула его Эуфратия, и в ее голосе прозвучала спокойная уверенность. – Посмотрите на меня.
Старый воин смерил взглядом стройную фигурку Эуфратии, и Зиндерманн ощутил исходящие от нее волны властности и решимости.
– Вы больше не Вполуха, – заговорила Эуфратия. – Теперь ваш голос будет самым громким во всем Легионе. Вы тоскуете о прошедших временах и хотите, чтобы они вернулись. Йактон, эти времена умирают на наших глазах, но с вашей помощью мы снова можем их возродить.
– О чем ты толкуешь, женщина? – сердито фыркнул Круз.
– Вспомните Хтонию, – не сдавалась Эуфратия.
Зиндерманн вздрогнул. Между Астартес и Эуфратией словно проскочил электрический разряд.
– Что тебе известно о моей родной планете?
– Только то, что я увидела в вас, Йактон, – сказала Эуфратия, и мягкое сияние, возникшее в ее глазах, наполнило ее слова соблазном и обещанием. – Я знаю о чести и неустрашимости, из которых были выкованы Лунные Волки. Йактон, только вы один об этом помните. Только вы один теперь воплощаете в себе истинного Астартес.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – возразил Круз, но Зиндерманн заметил, что слова Эуфратии задели его, разрушив барьеры, воздвигнутые между Астартес и смертными.
– Ваши братья называют вас «Вполуха», но вы не обижаетесь за это. Я знаю, это потому, что воин Хтонии настолько благороден, что не мстит за мелкие насмешки. И еще мне известно, что ваш голос не слышен на воинских советах, потому что он звучит из прошлых веков, когда целью Великого Крестового Похода была не личная выгода, а благо всего человечества.
Зиндерманн видел в лице Круза отражение внутренней борьбы, бушевавшей в его душе.
Верность Легиону боролась с верностью принципам, положенным в его основу.
Наконец, он печально улыбнулся.
– Ничего невозможного, – тихо произнес он, затем оглянулся на Воителя и Малогарста. – Пойдемте, – обратился он к друзьям. – Следуйте за мной.
– Куда? – не удержался от вопроса Зиндерманн.
– В безопасное место, – ответил Круз. – Локен просил позаботиться о вас, и я намерен это сделать. А теперь молчите и идите за мной.
Круз развернулся и направился к одной из многочисленных дверей, выходящих из аудиенц-зала. Эуфратия последовала за ним, Зиндерманн с Мерсади старались от них не отставать, хотя и не знали, куда их ведут. Круз остановился перед высокой двустворчатой дверью из полированной бронзы, охраняемой двумя воинами, и коротким взмахом руки приказал им посторониться.
– Этих троих я увожу вниз, – сказал он.
– Мы получили приказ никого не выпускать из зала, – возразил один из стражников.
– А я даю вам новый приказ, – ответил Круз, и в его голосе прозвучала непоколебимая решимость, которой раньше Зиндерманн не замечал. – Дайте пройти, или вы решили не подчиняться приказу старшего офицера?
– Нет, сэр, – ответили воины и с поклоном распахнули бронзовые створки.
Круз кивнул охранникам и жестом позвал за собой своих спутников.
Зиндерманн, Эуфратия и Мерсади покинули аудиенц-зал, и дверь захлопнулась за ними со стуком, который странным образом напомнил о закрывающейся крышке гроба. Стоны погибающей планеты и судорожные вздохи шокированной публики внезапно стихли, и наступившая тишина казалась особенно гнетущей.