— Ох, смотри! — воскликнула Памела, показывая вниз, в зал, и пытаясь выровнять дыхание.
Это представление довело ее до настоящего безумия. Ведь всего несколько мгновений назад она могла просто наброситься на Фебуса, если бы он имел неосторожность улыбнуться ей… Да, Вернель абсолютно права: слишком долгое отсутствие секса заставляет девушек терять разум.
— Вон та пара… они сказали, что пришли на представление, чтобы отметить пятидесятую годовщину свадьбы!
— Пятьдесят лет! — повторила очаровательная Артемида, и толпа вежливо зааплодировала.
Один из актеров подошел к богине и что-то прошептал ей на ухо. Артемида улыбнулась, кивнула и снова обратилась к пожилым супругам:
— Не будете ли вы так добры, чтобы подняться на сцену? Мы тогда завершим наш спектакль особым танцем в вашу честь.
Аполлон наклонился, чтобы получше видеть, как пожилые люди медленно поднялись со своих мест и под одобрительные аплодисменты направились к сцене. Огни в зале потускнели, послышались первые ноты медленного вальса. Сначала пожилая пара двигалась неловко, но постепенно супруги вошли в плавный знакомый ритм. Потом седовласый мужчина резко развернул жену, поймав ее за край длинного, похожего на плащ платья, и зрители разом вздохнули от удивления, когда женщина закружилась, а платье слетело с нее и она осталась на сцене в танцевальном трико и легкой развевающейся юбке. Она присела перед залом в реверансе, как прославленная балерина, и тут же они с супругом продолжили вальс. На этот раз они двигались с грацией профессиональных актеров. Без малейших усилий старик поднял супругу на плечо, низко присел, и она легко спрыгнула на сцену и сделала еще оборот, вновь очутившись в его объятиях. Танец закончился их поцелуем в середине сцены.
— Так мы прославляем любовь! В любом возрасте, при любых обстоятельствах — это истинное волшебство, и в нем таится прикосновение к бессмертию. Примите сегодня мое благословение, возлюбленные, и наслаждайтесь друг другом. Любите, смейтесь и будьте счастливы! — торжественно произнесла богиня, и вся актерская труппа исчезла в люке в полу сцены.
Аплодисменты звучали еще очень долго, но поскольку никто из актеров не вышел на вызов, театр начал пустеть. Большинство зрителей составляли пары, и они уходили, держась за руки, погрузившись в интимные разговоры, то и дело касаясь друг друга.
Памела немного задержалась. Они с Фебусом уже стояли рядом со своими местами и на мгновение-другое остались совершенно одни, как будто вдруг нашли уединение в зале с гаснущими огнями. Памела подумала, что это немного похоже на вечер накануне, когда они поцеловались под дождем. Она подняла голову и посмотрела на Фебуса, охваченная странной смесью примитивного желания и тоски, приливы которой охватывали ее в ритм биению сердца. И в это мгновение она поняла, что может полюбить его. Она слишком устала, стараясь найти удовлетворение в работе, вместо того чтобы просто радоваться жизни. Памела торопливо заговорила, как будто слова должны были пробить наконец брешь в стене сдержанности и осторожности:
— С тобой я чувствую себя так, словно мы одни в целом мире, только мы, и никого больше. И иногда, глядя на тебя, я думаю, что возможен и второй шанс.
— Верь в это, — произнес Аполлон. — И верь, что я не сделаю ничего такого, что могло бы причинить тебе боль. Думай обо мне как о своем талисмане, Аполлоне. Я тоже хочу, чтобы ты исцелилась и смогла опять любить и верить.
Он коснулся монетки, висевшей на ее шее, и Памеле показалось, что она ощутила, как целительное тепло проскользнуло от его пальцев сквозь металл прямо в сердце. Утомившись от колебаний и подозрений, она положила ладонь на грудь Фебусу и прижалась к нему всем телом.
— Можешь ты кое-что для меня сделать, Фебус?
— Все, что в моих силах, — серьезно ответил он.
— Можешь ты пойти в мой номер и заняться со мной любовью? — едва дыша, спросила Памела.
— Это будет для меня великой честью, сладкая Памела, — ответил он и склонился к ее ожидающим губам.
В сладком тумане предвкушения они шли к Памеле. Они почти не разговаривали, зато то и дело прикасались друг к другу. Аполлон частенько останавливался, чтобы увлечь ее куда-нибудь в тень и поцеловать с нежностью, не способной скрыть его растущее желание. Он желал ее так сильно, что внутри словно пылало белое пламя, и, к его неизбывному восторгу, Памела отвечала ему с такой же страстью. Ей было так хорошо, когда она прижималась к нему, как будто они всегда были рядом. По пути Аполлон то и дело возвращался мыслями к пожилой паре, завершившей театральное представление. Очевидно, это тоже были актеры, подсаженные в публику, но это совсем не значило, что они не любили друг друга по-настоящему. Аполлон прекрасно помнил, как глаза старика сияли любовью и гордостью, когда он вел в вальсе свою вечную невесту. Аполлон знал, что ему такого не испытать — он не состарится вместе с Памелой, но он хотел, чтобы она была рядом… и хотел этого с такой силой, что готов был на все. Они будут вдвоем, поклялся он себе.
Памела сунула карту в щель двери, вспыхнул зеленый огонек, замок щелкнул — и она первой вошла в номер. Все ее колебания растаяли. Она знала, чего хочет. Она хотела Фебуса. Хотела забыть прошлые ошибки. Наплевать, что может, а чего не может случиться в будущем. Кое-что уже случилось с ней сегодня, когда она смотрела волшебное сексуальное шоу «Зуманити». Она осознала, что ошибалась. Дуэйн вовсе не лишил ее романтики, или радости, или даже секса. Он просто погрузил все это в спячку. А теперь все проснулось, ужасно изголодавшись.
Когда Аполлон закрыл за собой дверь, Памела обернулась и шагнула к нему. Он поцеловал ее, не желая спешить, потому что ему хотелось теперь, когда они остались наконец наедине, как следует изучить ее вкус, — но когда она застонала от прикосновения его губ, он склонился и, крепко обхватив ее округлые ягодицы, приподнял девушку, чтобы ее пылающее ядро прижалось к его восставшей плоти. Памела беспокойно шевельнулась, и он, задохнувшись, прервал поцелуй, пытаясь совладать с собой.
— Я просто теряю рассудок, так хочу тебя, — с трудом выговорил он, когда ее язык и губы оставили горячий след на его шее.
— Отпусти меня, я сниму одежду, — прошептала Памела, обжигая его дыханием.
Аполлон почти уронил ее, и Памела рассмеялась — низко, хрипло. Она, поддразнивая его, отступила и спиной вперед пошла к кровати, расстегивая молнию на спине своего маленького красного платья. Потом передернула плечами. Платье соскользнуло с нее и упало на пол, и Памела осторожно перешагнула алую ткань. Глаза Аполлона пожирали ее тело. Под платьем на Памеле оказалось нечто черное, кружевное, совершенно не скрывавшее грудь, но каким-то чудом приподнимавшее ее так, что соски дерзко смотрели прямо на него… и еще один лоскуток кружев с трудом прикрывал темный треугольник между ногами… Золотые босоножки на острых высоченных каблуках делали длинные обнаженные ноги Памелы невероятно сексуальными. Когда Памела снова протянула руку за спину, на этот раз, чтобы расстегнуть бюстгальтер, Аполлон в один шаг преодолел расстояние между ними.