Красивые глаза Артема Андреевича неприятно сощурились.
- Какие, например?
- Дешевая куртка, дешевая косметика, дешевое постельное белье, перчатки, шейные платки, спортивная одежда и обувь. Вы сами посудите, в этой квартире ремонт, техника и мебель - на многие десятки тысяч долларов, да и та одежда, которая еще осталась, сплошь в бутиках куплена. Такая испанская спальня, как здесь, стоит семнадцать тысяч долларов. Вот этот комплект белья фирмы "Ив Делорм" стоит в ГУМе шестьдесят тысяч рублей. А вот это постельное белье, - она взяла в руки один из турецких комплектов, - куплено на рынке за пятьсот рублей. А вот еще колготки в ящике, без упаковки, они на тех же вещевых рынках продаются в связках, по двадцать пять рублей за пару. Не могу поверить, чтобы их носила женщина, у которой самая недорогая пара обуви стоит восемьсот долларов. Так не бывает. Эти дешевые вещи просто не могли принадлежать хозяйке. Мне так кажется, - осторожно добавила она на всякий случай. - А вы как думаете?
Как думал Артем Андреевич, осталось загадкой, потому что он не удостоил Настю ответом, задав вопрос:
- Вы закончили осмотр?
- Нет, еще осталась гостиная. Я вас задерживаю? Мне поторопиться?
- Если возможно. У меня много дел.
"У меня тоже, - мысленно огрызнулась Настя. - И между прочим, за расследование убийства ответственность несешь ты, следователь, а мое дело - контролировать оперов и при случае им помогать. Я за раскрытие не отвечаю, так что не надо делать вид, что мне этот повторный осмотр нужен больше, чем тебе".
- Я постараюсь побыстрее, - ответила она, стараясь, чтобы охватившее ее раздражение не прорвалось наружу.
В гостиной ее внимание первым делом привлекли книжные полки. Скажи мне, что ты читаешь… и так далее.
Но здесь Настю ждало разочарование: никакого хотя бы минимального собрания книг, по которым можно было бы судить о характере Елены Сафроновой, на полках не было. Вместо них стояли видеокассеты, причем в огромном количестве. Видимо, покойная предпочитала не читать, а смотреть телевизор. Ну что ж, видеокассеты - тоже товар, их ведь покупают не абы как, а в соответствии с личным вкусом. Правда, случается, что их дарят, и тогда фильм вовсе не обязательно соответствует тому, что ты предпочитаешь.
Даже беглого прочтения названий оказалось достаточно, чтобы Настя поняла: ни о каком личном вкусе и речи быть не может. На полках стояли только бестселлеры или ленты, о которых много говорили или писали.
"Матрица", "Титаник", "Каллас навсегда", американские версии "Анны Карениной" и "Онегина", "Зеленая миля"…
Иными словами, Елена Щеткина-Сафронова смотрела фильмы, по поводу которых надо быть "в курсе", чтобы не показаться серой и отсталой и умело поддерживать разговор. Странно, что подобное ее стремление не распространялось на книги, ведь и среди литературных произведений много бестселлеров и предметов критических обсуждений и даже скандалов. Вероятно, в той среде, в которой она вращалась, о книгах не говорили вообще, а может быть, их и не читали вовсе. Или это была среда кинематографистов, где разговоры о новинках кино присутствуют обязательно. Или книги она увезла к Сафронову, что вполне возможно. Настя мысленно пометила еще один вопрос, который надо задать мужу убитой. Про дешевые вещи, про занятия спортом, теперь вот еще про книги.
При более внимательном осмотре полок с кассетами Настя заметила две, выбивающиеся из общего ряда: "Калланетик" и "Стройная фигура". Это уже ближе к кроссовкам и спортивному костюму, то есть либо к неизвестной посторонним людям стороне жизни Елены, либо к той, второй женщине, которая здесь жила. Настя вытащила обе кассеты, чтобы прочитать аннотации, и из картонных коробок выпали два конверта.
Тут же рядом с ней возник Герасимчук, вот уж точно - аки беркут.
- Не трогайте! Я сам. Понятые, подойдите, ближе.
Настя молча послушно сделала шаг в сторону. Следователь присел на корточки, осторожно, двумя пальцами взял один из конвертов. Не запечатан. И никаких надписей, обычный белый конверт. Из конверта Артем Андреевич извлек пять листочков плотной бумаги, на каждом из которых жирным черным фломастером было написано:
"Так мне и надо".
Во втором конверте оказались точно такие же листочки, и тоже пять, но надпись была другой:
"Я это заслужила".
***
В этот вечер Глафира Митрофановна гостей не ждала, Глебушка уехал на какое-то празднование, вроде он говорил, что издательство отмечает свое десятилетие, и вернуться должен был часов в девять, не раньше. Ужин готовить не велел, сказал, что там будет фуршет и вернется он не голодным. Старая Глафира подумывала, не пойти ли ей домой: квартира прибрана, ужинать Глебушка не будет, продукты для завтрашнего дня куплены, чего ей тут дожидаться? Правда, по телевизору в восемь часов должен был начаться старый фильм, который она в молодости страсть как любила, особенно артист Столяров ей нравился, а дома у нее телевизор хоть и есть, но плохонький, старенький, по нему и не видать толком ничего. И, поразмышляв немного, Глафира Митрофановна решила остаться. А чего? Посмотрит кино, вспомнит молодость, а Глебушка придет - она его чаем напоит, какой бы ни был сытый, а от хорошего чая он сроду не отказывался, особенно ежели с его любимыми плюшками с заварным кремом.
Приняв решение, она устроилась в каминной зале, как с давних еще времен привыкла именовать двадцатиметровую комнату с отделанным изразцовой плиткой камином. Здесь стоял самый большой телевизор, потому как Глебушка любит в холодное время смотреть кино, сидя в кресле подле разожженного камина. Так-то у него и в кабинете телевизор есть, и в столовой, и даже на кухне, но те все поменьше, попроще, а здесь экран огромный, все самые мелкие детальки разобрать можно.
Глафира наслаждалась фильмом, одновременно вспоминая, как впервые видела его в кинотеатре и как потом взахлеб пересказывала хозяйке своей, Земфире Эльхановне, Земе-покойнице, Глебушкиной матери, а та улыбалась тихонько, кивала и обещала в следующий выходной непременно отпустить Глашу в кино, чтобы она еще раз посмотрела понравившуюся картину. Батюшки, как же давно это было-то! Не то что сама Зема жива была, а и муж ее, профессор Богданов, и Глаше-то было лет семнадцать-восемнадцать, а теперь ей уж восемьдесят три…
Артист Столяров как раз должен был, победив всех злопыхателей и интриганов, прижать к сердцу свою возлюбленную, когда вернулся Глебушка. Своим ключом дверь открыл, звонить не стал, наверное, думал, что домработница давно домой отправилась. Да, видать, не один пришел, больно много шуму возникло в прихожей.
- Глаша, ты не ушла еще? Вот хорошо! Сделай-ка нам чаю с чем там у нас есть.
Глафира подхватилась, кнопку на пульте нажала, телевизор выключила, выскочила в прихожую. Рядом с Глебушкой стояли Катерина и Васенька. Чего это они? Вторник сегодня, не их день. Не иначе что-то случилось.