Последнее я проорал уже вслух, подхватив Аспирина на плечо и прыжками возвращаясь к группе.
Посадив Аспирина под кустик, я использовал последнее средство — шприц-тюбик, за который выложил месяца три тому более чем круглую сумму. В нем содержалось непатентованное запрещенное средство, которое могло поднять безногого и заставить его сплясать. Про безногого я загнул, конечно, но лично наблюдал, как человек после такого укола прошел по Зоне порядка пятидесяти километров, неся в охапке собственные кишки. И выжил потом.
Хитрая химия не только придавала сил, но и очищала, что называется, мозги плюс мобилизовала скрытые силы организма. На подавление инфекции, усиленное кроветворение и тому подобное. Девушке у самолета колоть его было бессмысленно сломанный позвоночник укол не восстановит, зачем мучить — не донесли бы никак. Но сейчас я собирался прочистить Аспирину чакры.
Выдавив зеленоватое содержимое шприца в Аспириново плечо, я вытащил иголку и отшвырнул пустой тюбик. Аспирин похлопал ресницами и сказал:
— Чува-ак, ты чего?
— Нормально все? — ответил я вопросом на вопрос.
— Да вроде нормально… А чё?
— Раз нормально, двигаем дальше. Все отдохнули?! — спросил я, поворачиваясь. Нестройно прошелестели, что все. Хотя когда уж там было отдыхать…
— Слушай, Упырь, — сказал Аспирин, вскакивая. Бодрый, собака… Ладно, через часов пять тебя так накроет, еще помянешь меня недобрым словом. — Слушай, я понял, где мы.
— Ну?!
— Жареное Пятно! Помнишь про Жареное Пятно?!
— Оно… оно же никак не может тут находиться.
— Был базар, что оно типа ползает.
— Ползает?!
— Я тоже слышал, — подтвердил Соболь, внимательно слушавший наш разговор. — Высушит кусок, дальше ползет. Причем не подряд, а как бы прыжками.
— Ч-черт… И что это нам дает?
— А ты представь себе местность без Пятна, — сказал Аспирин. — То есть не сохлый вот этот лес дохлый, чува-ак, не пустыню.
— А Черепаново?
— Черепаново и стоит где стояло. А потом мы пошли по Пятну. Когда стало все жарче и жарче делаться…
Я прикинул — в самом деле, если прикинуть, что местность вокруг знакомая, то мы… То мы почти выбрались к Периметру! Оставался переход в пятнадцать, ну, семнадцать километров!
— Вернусь — в долги залезу, а еще куплю этой фигни, — сказал я Соболю. Тот с улыбкой закивал, а Аспирин засуетился, не понимая:
— Какой фигни? Что за фигня, чува-ак?
— После расскажу, в «Штях», — пообещал я. Вскинул на плечо «Нарвал», сразу ставший значительно легче, прокашлялся и громко сказал:
— Дорогие экскурсанты!
На меня изумленно уставились все, кроме Скунса, который дрых прямо на солнцепеке в своей любимой позе. Странное все же он был существо — на зависть выносливое, но притом глупое и подловатое. Впрочем, так часто случается.
— Дорогие экскурсанты! — повторил я. — Мы тут немного посовещались, прикинули, и я хочу вам сказать, что часа через четыре… ну, через пять мы имеем все шансы выйти к Периметру. То есть, по-вашему, к нормальным людям в нормальный мир.
— Ура! — крикнули гомики. Не прикалывались, а реально обрадовались. Дети запрыгали, только профессор смотрел с недоверием.
— Предлагаю собраться с силами и выйти из этого пекла, а потом отдохнуть с полчасика там, где немного прохладнее, — продолжал я.
— Знаете, а я, по-моему, сам могу идти, — осторожно сказал Игорь, приподнявшись на носилках.
— Не мороси, — сказал Аспирин, и я проглотил горький ком, услышав эти слова. — Снова ногу подломишь, хуже будет. Столько несли тебя, уж пятнадцать кэмэ всяко пронесем.
С поступлением хороших вестей скорость отряда заметно увеличилась. Даже судьба погибших сотоварищей не повлияла — вероятно, народ поздравлял себя, что не ушел тогда ночью в побег. Лежали бы сейчас в канаве рядком… Вместе с Паулем…
Я остановился вытряхнуть из ботинка бог весть как попавший туда камешек и пропустил мимо себя всю процессию, словно фельдмаршал, принимающий торжественный парад. Впереди шел Аспирин, который в его нынешнем состоянии спокойно мог бы пробежать эти пятнадцать километров. За ним следовали Скунс с бюрерами, Марина и мама Ирочки, далее профессор нес Ирочку, за профессором — Вероника Сергеевна с пацанами и гомики, несущие Игоря, а замыкали шествие Соболь и Воскобойников с ружьями.
Хорошо, что у нас был профессорский график. Иначе я даже не представлял, как бы мы пересекли Периметр в условиях зачистки. Хорош бы я был — вывести спасшихся при крушении самолета под ракеты систем залпового огня…
Вдалеке заурчало, заухало. Слабо, но вполне различимо — как раз шла зачистка. Возможно, слышно было и раньше, но я не обращал внимания на звуки, в ушах словно торчали горячие серные пробки. Теперь же разрывы показались близкими и родными, потому что подтверждали — Периметр рядом. Я выбросил камешек и бросился догонять отряд.
Спустя полчаса мы окончательно покинули территорию Жареного Пятна и, как я обещал, передохнули в тени росших у дороги ив. Колбаса, от которой накануне все отказались, была доедена подчистую, а неутомимый Скунс даже побегал вокруг и нашел две «медузы» и «кровь камня». Спрятав добычу в котомку, он попытался было расколоть меня, сколько я выручу за бюреров и где взять такую кофеварку, как та, что прикручена к клетке, но я велел ему обратиться к профессору. Петраков-Доброголовин же так отшил Скунса, что тот буквально отскочил в сторону и, сокрушенно качая головой, прислонился к деревцу. Следующий марш-бросок мы сделали ударным темпом, и вдали показались совсем уж знакомые пейзажи — домик пасечника, безобидное место, в котором сталкеры часто останавливались на отдых. Домик был своего рода оазисом, где старались не ссориться, не гадить, и даже военные до сих пор не разбомбили его, хотя их вертолеты раньше частенько тут крутились.
Меня волновал теперь лишь один вопрос: что делать с Бармаглотом? Можно вывести людей к Периметру, доверить, например, Скунсу с Соболем, а мне на пару с Аспирином рвануть в Бармаглотов схрон — отсюда по меркам Зоны до него рукой подать. Но что тогда делать с профессором и хабаром? В Соболе я пыл уверен, но Скунс вполне мог перетащить одеяло на себя, на пальцах объяснив Петракову-Доброголовину, что заплатить одному можно меньше, чем троим. А там — ищи-свищи.
Поэтому следовало пойти одному — уж Аспирин на пару с Соболем Скунсу прохода не дадут. Я стал вспоминать, какой из моих тайничков с продуктами располагался ближе, потому что без минимального запаса идти к Бармаглоту было недальновидно.
Рассчитывая курс, я продолжал посматривать на постепенно приближающийся домик пасечника.
— Нужно бы покормить бюреров, — напомнил Петраков-Доброголовин. В последний раз мы давали им кусок колбасы под ивами, и для прожорливых карликов это были жалкие крохи.