Я знаю, что он обо мне думает. Он считает, что я его предал, но это не так. В самом деле я не предавал его. И никто из нашей группы. Мы лишь старались спасти своих братьев.
И вот дошло до того, что отец намерен убить своего любимого сына.
Это величайшая трагедия Тысячи Сынов. Нас назовут предателями, но ирония ситуации не отмечена даже в утерянных книгах Каллимака. Мы храним верность, как хранили ее всегда.
Никто нам не поверит — ни Император, ни наши братья, ни даже волки, которые и не были волками.
Историки скажут, что на нас спустили Волков Русса, но они ошибаются. На нас обрушилось нечто более страшное.
Я слышу его шаги на ступенях моей башни.
Он решит, что я поступил так из-за Ормузда, [2] и отчасти будет прав. Но дело не только в этом.
Я разрушил свой Легион — Легион, который всегда любил и который меня спас. Я уничтожил Легион, который он хотел сберечь, и, убив меня, он тоже будет прав.
Я заслуживаю смерти, а может, и не только смерти.
Да, но прежде, чем погибнуть, я должен рассказать вам о нашей судьбе.
Только вот с чего начать?
В мирах Великого Океана нет ни начал, ни концов. Прошлое, будущее и настоящее смешались между собой, и время не имеет смысла.
Следовательно, для начала я должен произвольно выбрать какое-то место.
Я начну с Горы.
С Горы, Пожирающей Людей.
Гора стояла здесь десятки тысяч лет, и ни один из обитателей Агхору [3] не мог даже представить себе силы, вызвавшие к жизни этот грандиозный скальный массив. Тем не менее, хотя эти люди не обладали знаниями ни о геологии, ни о тектонических движениях, ни об энергии смещений или изостатических подъемах коры, они знали достаточно, чтобы понимать: такая огромная и величественная Гора не могла оказаться естественным образованием.
Расположенная посреди холмистых солончаков, которые древние агхору считали дном высохшего океана, Гора поднималась вверх приблизительно на тридцать километров и была выше даже марсианского Олимпа, кузницы генерал-фабрикатора.
Величественно вздымающаяся вершина царила в ярком коричневом небе, словно мавзолей какого-то древнего правителя, построенный с невообразимым размахом. В ее очертаниях не было правильных линий, и ни один ремесленник из человеческого рода не смог бы сформировать эти суровые склоны, но самому отъявленному скептику хватило бы лишь взгляда, чтобы убедиться в том, что возникновением Гора обязана сверхъестественным силам.
Ничего не росло на ее каменистых склонах — ни деревьев, ни кустов утесника, ни самой чахлой травы. Окружавшая Гору земля дрожала от испепеляющего жара солнца планеты, висевшего над горизонтом подобно огромному перезревшему плоду.
Несмотря на жару, склоны Горы были холодными и скользкими на ощупь, как будто только что поднялись из темных глубин океана. Солнечные лучи избегали ее поверхности, сумрачных ущелий, глубоких впадин и темных холодных расщелин, словно под вершиной действовал мощный ледяной гейзер и его холод странным образом пропитывал всю громаду Горы.
По краям Горы неровными кругами стояло множество одиноких камней, каждый из которых был втрое выше обычного человека. Эти монументы свидетельствовали о величайших достижениях инженерной мысли в обществе, не знавшем ни механических подъемников, ни уменьшавших массу приспособлений и не имевшем доступа к титаническим машинам Механикум. Но по сравнению с искусственно созданной Горой они казались примитивными ухищрениями, крошечными пятнышками на фоне мрачной застывшей бесконечности. Какая же сила могла создать на этой планете такую Гору?
Никто из собравшихся на Агхору людей не мог ответить на этот вопрос, хотя в поисках разгадки величайшие умы напрягали все свои силы.
Для народа Агхору Гора была осью мира и местом поклонения.
Для воинов-ученых из Легиона Тысячи Сынов Гора и народ стали предметом любопытства, секретом, который надлежало раскрыть, и, возможно, решением загадки, которое их знаменитый предводитель искал уже почти два столетия.
Но в одном мнения обеих культур совпадали полностью.
Гора — это место для мертвых.
— Ты его видишь? — раздался далекий и призрачный голос.
— Нет.
— Он уже должен был прийти обратно. — Голос зазвучал отчетливее и более настойчиво. — Почему он не возвращается?
Ариман погрузился в Исчисления. Благодаря чувствам, намного превосходящим те, которыми сочла необходимым наделить его природа, он ощущал психическое присутствие троих Астартес, собравшихся под алым куполом его шатра. Их психическая сущность вызывала незаметную вибрацию тел, словно от сдерживаемых раскатов грома, возбужденную и гневную у Фозиса Т’Кара, печальную и тщательно контролируемую у Хатхора Маата.
Рядом с двумя их мощными, пылающими солнцами эфирное поле Собека казалось слабым огоньком свечи.
Ариман почувствовал, как его тонкое тело соединилось с физической плотью, и открыл глаза. Разорвав связь со своим Хранителем, он обратил взгляд на Фозиса Т’Кара. Солнце уже спускалось, но светило еще ярко, и Ариману пришлось прищуриться от отраженных солончаком лучей и даже прикрыть глаза ладонью.
— Ну? — нетерпеливо спросил Фозис Т’Кар.
— Я не знаю, — сказал Ариман. — Аэтпио не видит ничего, кроме мертвых камней.
— И Ютипа тоже, — добавил Фозис Т’Кар. Он присел на корточки, и беспокойные мысли подняли в воздух соленую пыль. Его тревога отзывалась в мозгу Аримана электрическими искрами. — Почему взгляд Хранителей не может проникнуть глубже?
— Кто знает? — Ариман не смел даже самому себе признаться, насколько сильно он встревожен.
— Я думал, ты сумеешь туда заглянуть. В конце концов, ты же Корвид.
— Здесь это не поможет, — заметил Ариман и плавно поднялся на ноги.
Он отряхнул кристаллы соли, осевшие на украшенных надписями пластинах темно-красной брони. Все тело напряглось, и мышцам после полета в эфире потребовалось некоторое время, чтобы восстановить контроль над конечностями.
— В любом случае не думаю, что было бы разумно проверять это в здешнем мире. Стены между нами и Великим Океаном слишком тонкие, кроме того, здесь очень много ненаправленных потоков энергии.