Его ответ не рассеял беспокойства Аримана.
Посмотреть на воссоединение братьев по оружию собрались многие слуги Легиона, но им пришлось наблюдать за процедурой встречи издалека. Даже летописцев, включая личного писца Магнуса, Махавасту Каллимака, не подпустили близко к плацу. Ариман ощущал присутствие Лемюэля, Камиллы и Каллисты в группе зрителей и не мог не отметить их мрачного настроя. Он опасался, что не до конца понял послание Каллисты Эриды, однако все его ночные попытки уловить в Великом Океане отголоски будущего вновь закончились неудачей.
Летописцы, лишенные возможности присутствовать при торжественной церемонии, не скрывали своего разочарования, но встреча Астартес двух Легионов была их внутренним делом. Каким бы радостным ни был этот день, строгие позы и преувеличенно четкие движения Тысячи Сынов свидетельствовали об огромном напряжении.
Это был не просто почетный караул, построенный ради встречи представителей братского Легиона, это была и демонстрация силы, и предостережение, и декларация намерений.
Примарх стоял под обширным тентом из белого шелка, который держали шестьдесят загорелых евнухов Легиона, за его спиной выстроился отряд из восьмидесяти одного терминатора Тайных Скарабеев. Магнус был в полных боевых доспехах, но отказался от многочисленных затейливых украшений, придерживаясь аскетизма, что больше соответствовало характеру Волков. С его золоченых наплечников свисала темная кольчужная мантия, плюмаж шлема колыхался в воздухе величественным гребнем, но книга, обычно висевшая на поясе, сегодня бы осталась в шатре примарха, под замком, который мог открыть только он сам.
Ариман взглянул вверх: огромный белый раскаленный диск готов был обрушиться на планету всем своим весом. Серо-стальные десантные капсулы невозможно увидеть, пока они не опустятся к самой поверхности, но он все равно продолжал следить за небом. Над головами Астартес мерцали переменчивые силуэты Хранителей, едва различимые из-за солнечных бликов на доспехах. Аэтпио то пропадал из виду, то появлялся снова, его осмотрительность вполне соответствовала его настороженности. Ютипа и Паэок держались ближе к своим хозяевам, а Сиода, красная как кровь, пульсировала в такт биению сердца Калофиса.
Хранитель Утизаара, Эфра, стала почти невидимой, превратившись в небольшой сгусток света, все больше сжимавшийся, как только приближался кто-либо из ее собратьев.
— Они так спешили сюда прилететь, а теперь не могут поторопиться, когда мы уже построились для встречи, — проворчал Фозис Т’Кар.
— Это характерно для Космических Волков, правда, Утизаар? — откликнулся Хатхор Маат.
Ариман заметил, что его приятель изменил свой облик, отказавшись от скульптурной изысканности древних статуй в пользу грубоватой воинственности.
Утизаар кивнул, даже не оглянувшись на Маата.
— Воины Русса непредсказуемы, за исключением тех случаев, когда дело касается боевых действий, — сказал он.
— Тебе лучше знать, — заметил Фозис Т’Кар. — Это ведь ты некоторое время служил с ними.
— Весьма недолго, — подчеркнул Утизаар. — Они... не слишком приветливы с посторонними.
— Ха! — гаркнул Фозис Т’Кар. — Совсем как мы. Они мне почти нравятся.
— Волки? Это же варвары! — к всеобщему удивлению, воскликнул Калофис.
Он даже ощетинился, словно доминирующий самец в стае хищников. Капитан Шестого братства славился своей агрессивностью, но в данном случае его возмущение было понятно Ариману. При всей своей склонности к насилию, Калофис никогда не проявлял ее без достаточно веской причины.
— Вы с ними родственные души, Калофис, — сказал Хатхор Маат. — Вы должны бы прекрасно поладить.
— Можешь болтать сколько угодно, Павонид, но не думай, что я не заметил изменений в твоем внешнем виде.
— Я просто учитываю обстоятельства, — насмешливо отозвался Хатхор Маат, а его Хранитель раздраженно вспыхнул.
— А почему ты называешь их варварами? — спросил Фозис Т’Кар. — Не обижайся, но и ты не отличаешься излишним мягкосердечием.
— Я тебя понял. Просто я изучал проведенные ими кампании. Это инструменты для ведения войны, не более. В их методах нет ни утонченности, ни мастерства, одно лишь бесконтрольное стремление к уничтожению. Когда Император спускает с поводка эту стаю, остальным надо стараться не попадаться у них на пути, потому что Волки не остановятся, пока все вокруг не обратится в прах. Вот воины Пертурабо отлично контролируют свою агрессию. Нам всем есть чему у них поучиться. Они наносят неотразимые удары в тщательно выбранных направлениях.
— На этот раз я не могу не согласиться с Калофисом, — произнес Ариман. — Наверное, я заболел.
Все рассмеялись, хотя, как заметил Ариман, Утизаар недовольно поморщился.
Частью обучения капитанов Тысячи Сынов была стажировка в других Легионах, с тем чтобы узнать их методы ведения войны и лучше понять ситуацию в Галактике. Калофис служил вместе с Железными Воинами и восторженно отзывался о них, ставя на второе место после Тысячи Сынов. Фозис Т’Кар сражался в рядах Лунных Волков и никогда не уставал хвастаться перед друзьями тесной дружбой с приближенными к примарху капитанами Хастуром Сейяном и Иезекилем Абаддоном.
Стажировка Хатхора Маата проходила в Легионе Детей Императора, в те далекие времена, когда они еще воевали вместе с Лунными Волками. По словам Хатхора, его безукоризненный внешний вид настолько понравился Фениксийцу, что примарх постоянно держал его поблизости. А самой ценной наградой Маата стала Клятва Фулгрима, которую он выгравировал на нагрудной броне перед возвращением на Просперо.
Стажировка Утизаара оказалась самой короткой и длилась меньше терранского года. Ариман так и не узнал, прекратилась ли она по инициативе самого Утизаара, или это Волки решили покончить с процессом обмена. Атенейцы всегда сторонились многолюдных собраний и тех, чьи мысли были слишком громкими, слишком грубыми и пронзительными.
Ариман провел пять лет среди Несущих Слово и многое узнал и о самом Легионе, и о его военной доктрине. Но те времена оставили не лучшие воспоминания в его жизни, поскольку в этом Легионе служили ревностные последователи Лоргара, чья преданность Повелителю Человечества доходила до фанатизма. Все Астартес, безусловно, были верны своему лорду и его делу, однако Несущие Слово жили и сражались с такой страстью, словно их вел божественный огонь.
Ауры Несущих Слово представляли собой пылающие колонны убежденности, которую Ариман считал необоснованной, поскольку в ней отсутствовали фундаментальные знания. Кое-кто называл это чувство верой, но Ариман считал его безнадежным невежеством. Из-за этой страсти, в которой не оставалось места для тех, кто ее не разделял, у него почти не появилось друзей в Семнадцатом Легионе, кроме воина по имени Эреб.
Легиону Лоргара достался злополучный номер, поскольку, если верить древнему гаданию на костях, цифра «семнадцать» приносила несчастье. Ее написание на готике содержало анаграмму, означавшую «я жил», из чего можно было сделать вывод: «я умер».