— Я буду скучать по старику, — поведала друзьям Камилла. — Он так интересно рассказывает.
— Да, конечно, — согласился Лемюэль. Разговор о Каллимаке тревожил его, словно задевал старую рану. — Ну а вы как поживаете, прекрасные леди?
— Хорошо, — ответила Камилла, откусывая еще кусочек пирожного. — Я составила каталоги большей части руин вокруг Тизки, и Калофис вскоре обещал взять меня с собой дальше, в пустоши. Он собирается отвезти меня в один из покинутых городов. По его словам, это один из первых городов, оставленных жителями Просперо.
— Это, наверное, будет очень интересная поездка, моя дорогая, — заметил Лемюэль. — Но прошу, будь осторожна.
— Хорошо, папочка, — хихикнула Камилла.
— Я говорю серьезно. Кто знает, что там может быть?
— Хорошо, хорошо, буду осторожной.
— Ладно. А ты, моя дорогая Каллиста? Как твои успехи? Анкху Анен все еще заваливает тебя работой в Атенеуме?
Каллиста с энтузиазмом кивнула. После приезда в Тизку она заметно похорошела, и даже среди красивых горожан Каллиста Эрида выделялась своей эффектной внешностью. Ходили слухи, что за ней ухаживает щеголеватый капитан Гвардии Шпилей Просперо. Сам Лемюэль, хотя и не был обойден вниманием, по известным лишь ему причинам предпочитал вести одинокую жизнь.
После Никеи ночные припадки Каллисты становились все реже, и наконец появилась надежда, что она навсегда от них избавилась. Она все еще носила с собой пузырек с кавой, но не пользовалась снадобьем уже несколько месяцев.
— Да, Лемюэль, все по-прежнему. В Атенеуме хранится множество текстов, датированных периодом, предшествующим Древней Ночи, но они написаны на старинном наречии Просперо, на котором давно никто не говорит. И я помогаю с расшифровкой, устанавливая связь с мыслями их авторов. Работа продвигается медленно, но она проливает свет на цивилизацию Просперо до ее падения. Ты должен как-нибудь к нам зайти — уверена, тебе будет интересно узнать, как развивалась жизнь на планете.
— Я непременно так и сделаю, моя дорогая, — пообещал Лемюэль. — Ариман не оставляет мне ни минуты свободной, но я думаю, он не будет возражать против такого визита.
— Я с удовольствием все тебе расскажу, — сказала Каллиста и, отпив немного воды, снова занялась фруктами.
Оставшееся время они по-дружески болтали о всяких пустяках и наслаждались теплыми солнечными лучами. Потом им принесли вино, и Лемюэль не смог удержаться от смеха, узнав, что виноград собран на плантации Аримана. Когда была разлита вторая бутылка, Камилла завела разговор об их хозяевах.
— Как вы думаете, сколько еще времени Тысяча Сынов будут оставаться на Просперо? — спросила она.
Вопрос прозвучал довольно беспечно, но в ее голосе Лемюэль заметил скрытое беспокойство. Он уважал право друзей на личную жизнь и старался не вчитываться в их ауры, однако в этом случае отчетливо проявилось ее желание подольше задержаться в домашнем мире Тысячи Сынов.
— Я не знаю, — искренне признался Лемюэль. — Ариман ничего не говорит, но другие Легионы добывают славу в сражениях, и я знаю, что Тысяча Сынов с нетерпением ожидают новых приказов. Дети Императора сейчас воюют на Лаэране, Лунные Волки — на Один—Сорок—Двадцать, Ультрамарины — на Мескалоре. После Приюта Ковчега прошло уже больше двух лет, а Тысяча Сынов все еще бездействуют, пока их братья продолжают воевать.
— Ты не думаешь, что это как-то связано с событиями на Никее? — поинтересовалась Каллиста.
— Наверное. Из того, что я слышал, получается, что Алый Король пока не может покинуть Просперо. По словам Аримана, примарх сразу после возвращения разослал всех своих воинов по библиотекам братств.
— Я тоже об этом слышала, — с таинственной улыбкой добавила Каллиста. — И даже подслушала, как Анкху Анен говорил об этом с Амоном.
— А ты не слышала, что именно они ищут?
— Думаю, да, хотя не слишком хорошо поняла суть разговора. Речь шла о том, чтобы найти способ переместить световое тело на большее расстояние, чем обычно. Но я не понимаю, что это означает.
— А ты не догадываешься? — спросила Камилла.
— Понятия не имею, — ответил Лемюэль.
Ужас. Шок. Неверие. Ярость.
Слова примарха заставили Аримана испытать сразу все эти эмоции. Вместе с восемью другими капитанами Песеджета он стоял на линии спирали в пирамиде Фотепа, где находились личные покои Магнуса. Косые лучи солнца рассеивали полумрак, но вокруг Аримана сомкнулась враждебная тьма. Он не мог заставить себя поверить этим словам. Если бы это злосчастное известие принес не Магнус, а кто-то другой, Ариман немедленно убил бы дерзкого наглеца.
Со своего места на спирали он мог хорошо видеть каждого из своих собратьев-капитанов. Фозис Т’Кар гневно нахмурил брови и сжал кулаки. Рядом с ним Фаэль Торон заскрипел зубами, и под воздействием его гнева черные плитки пола вырвались из цементирующего раствора.
Хатхор Маат сохранил видимость спокойствия, но его мучения проявились в расходящихся лучах эфирного света. Калофис и Аурамагма раскалились от ярости, и с кончиков пальцев у них посыпались искры.
Утизаар выглядел еще ужаснее: его лицо стало пепельным от тяжести предполагаемого предательства, поскольку он ощущал боль Магнуса как свою собственную.
Ариман знал, что должно произойти нечто невообразимое. Он почувствовал это еще несколько месяцев назад и понял, что Магнус, лихорадочно работавший в своей личной библиотеке и в подземельях Тизки, скрывает от своих капитанов какую-то страшную тайну. Амон и Анкху Анен разделяли его опасения, но даже их объединенных усилий было мало, чтобы прорвать пелену будущего, которое так беспокоило их примарха.
— Этого не может быть, — произнес Хатхор Маат, на этот раз абсолютно точно выразив мысли своих товарищей. — Здесь какая-то ошибка.
В обычных условиях никому из них и в голову не пришло бы высказать сомнения по поводу сообщения примарха, но известие казалось настолько невероятным, что те же самые слова готовы были сорваться и с губ Аримана.
— Ошибки нет, — сказал Утизаар, не стыдясь бегущих по щекам слез. — Это должно произойти.
— Но Хорус, — прошептал Фозис Т’Кар, — он не мог... Он не должен... Как он решился?
Произнести эти слова стоило Фозису Т’Кару большого труда. Сказать их вслух означало признать их реальность.
— Как можно быть в этом уверенным? — спросил Калофис.
— Я это видел, — сказал Магнус. — В комнате под амфитеатром в Никее. Я видел лицо монстра и, хотя и против своей воли, сознавал, что он говорит правду. После нашего возвращения с Никеи я странствовал по Великому Океану, исследуя тропы прошлого и будущего. Миллиарды волосков фортуны из далекого прошлого сплелись в одну нить, на которой висит судьба Галактики. Или мы спасем Хоруса, или будем вовлечены в войну настолько ужасную, что никто не способен ее даже представить. Я странствовал в далеких землях прошлого и напрягал все свои силы, чтобы открыть истину, и понял, что все это началось очень давно.