— И все равно я тебя убью, — обещает Тагоре.
Нагасена резко разворачивается на месте и проводит целую серию мелких выпадов. Тагоре парирует одни удары, уклоняется от других, а кое-какие пропускает. Его броня сильно помята, местами пробита, но Нагасена не ставил себе целью нанести один смертельный удар. Он направляет свои выпады в область пробоины в боку Тагоре.
Пожиратель Миров поворачивается вправо, Нагасена видит открывшуюся возможность и наклоняется, чтобы не угодить под убийственный удар клинка. Он со всей силы посылает меч вперед, прямо в покрытую засохшей коркой рану в боку Тагоре. Раздается лязг металла о кость, но Нагасена использует инерцию своего движения и броска противника и как можно глубже погружает клинок в тело врага.
Кончик меча Нагасены выходит из спины Тагоре, и тот рычит от боли, а металлические пластины в черепе потрескивают разрядами энергии и мгновенно впрыскивают обезболивающие средства. Нагасена поворачивает меч, чтобы выдернуть его из тела космодесантника, но лезвие ушло так глубоко, что у него не хватает сил. А затем его настигает возвратный удар кулака в плечо.
Нагасена выпускает рукоять Шудзики и тяжело падает на пол.
Он хватается за плечо, сознавая, что, по крайней мере, ключица сломана. Он откатывается в сторону, едва успевая увернуться от ноги Пожирателя Миров, ударившей точно в то место, где он упал. Нагасена торопится подняться, чтобы не дать возможности Тагоре нанести смертельный удар, но в спешке не замечает упавшей потолочной балки, и его ступня попадает в ловушку.
Нагасена сумел удержаться на ногах, но кратковременное замешательство предоставляет Тагоре необходимый шанс. Обломок алебарды наносит колющий удар в поврежденное плечо, в точности повторяя прием самого Нагасены. Клинок почти перерубает ключицу и рассекает сухожилия, связывающие кость и мышцы. Точность удара никак не согласуется с пылающей в глазах Тагоре яростью, и Нагасена понимает, что он недооценил Пожирателя Миров.
Мощная рука поднимает Нагасену над полом, и он болтается перед своим противником, словно червяк на крючке. Тагоре усмехается и поднимает свободную руку к шее Нагасены.
— Я же говорил, что убью тебя, — говорит Тагоре. — А если я сказал, что убью, значит, обязательно убью.
Нагасена не отвечает. Он мучается от невыносимой боли, и никакие слова уже не могут сохранить ему жизнь.
Рука Тагоре приближается, и его толстые пальцы смыкаются на горле, без труда обхватывая всю шею. Остается только сжать пальцы, и позвоночник будет раздроблен в пыль, гортань сломана, и нить его жизни оборвется.
Но ничего подобного не происходит.
Мимо Нагасены проносится ослепительное копье голубовато-белого света, и его жар опаляет кожу даже сквозь одежду. Он на мгновение слепнет, но слышит влажное бульканье крови, покидающей разорванное тело, ощущает резкий отвратительный запах сожженной человеческой плоти. Зрение после вспышки быстро восстанавливается, и он видит, что туловище Тагоре разорвано выстрелом из какого-то плазменного оружия с близкого расстояния.
Тагоре падает на колени, в его теле еще дымится огромная воронка с обуглившимися краями. Его лицо искажено от боли, которую не в силах превозмочь даже закалка Астартес.
Пальцы выпускают Нагасену, и Пожиратель Миров падает на спину, предоставляя организму бороться за жизнь.
Но Нагасена понимает, что эта борьба будет проиграна.
Тагоре, морщась от боли, вытаскивает из своего тела меч Нагасены, липкий от густеющей крови. Он протягивает его Нагасене.
— Ты был… достойным противником, — хрипит умирающий Пожиратель Миров. — Хорошо… сражался. Для смертного.
Нагасена принимает комплимент с глубоким поклоном и принимает предложенный меч.
— И ты был непростой добычей, — говорит он, сознавая, что его слова будут слабым утешением.
— Я… ступил… на Багряную Тропу, — говорит Тагоре и закрывает глаза. — Моя война… закончена.
В нарушение всех обычаев фехтовальщиков Нагасена убирает покрытый кровью противника меч в ножны, оборачивается и видит Максима Головко с еще гудящей плазменной винтовкой в руках. Свечение зарядной катушки еще не погасло, и из дула выливается жидкий дым.
— Еще немного, и он бы тебя убил, — с явным удовольствием говорит он. — Поблагодарить меня можешь позже.
Кай побежал прочь от человека с мечом, едва оправившись от потрясения, как только вернувшееся слепозрение позволило различать тусклые завихрения цвета. Контакт с парией заставил все его тело взмокнуть от пота, а следующий приступ непреодолимого ужаса поселил непрекращающуюся дрожь в ногах.
В Городе Зрения ходили слухи о париях, но до этого момента Кай по-настоящему не верил в их существование. Отвратительная пустота этого человека наводила ужас. В нем не было ни воспоминаний о прожитых годах, ни жизненной энергии, только зияющая бездна.
Одна лишь мысль об этом антисуществе вызывала страх, и Кай снова ощутил тошноту.
— О нет… — прошептал он, оглядываясь по сторонам в поисках источника своей слабости.
Он ничего не видел, хотя и знал, что теперь ищет пустоту парии.
Вот она, бездна в клубящемся красном тумане агрессии!
Кай повернулся и побежал, но пария оказался проворнее. Хоть Кай и мог определить его присутствие, убежать от парии он не сумел. Рука схватила его за ворот одежды и сильным рывком заставила остановиться. Каю казалось, что его железной рукой держит бездушный робот.
— Хватит бегать.
Голос за спиной царапнул позвоночник ржавыми когтями.
От близости человека, которого не должно существовать, от его абсолютной неадекватности Кай дрожал всем телом и едва удерживался от рвоты.
— Кто ты? — выдохнул он.
— Меня зовут Картоно, — ответил тот. — А тебе пришло время умереть.
Больше ста лет прошло с тех пор, как двое братьев Шубха и Ашубха сражались вместе на залитом кровью поле битвы. И сейчас, столетие спустя, решался вопрос о жизни и смерти. Кустодий был достойным противником, и смерть от его руки стала бы славным завершением жизни. Ашубха жалел лишь о том, что эту схватку не могут видеть их братья по легиону.
Бой этих опытных воинов против одного противника закончился бы в одно мгновение, но кустодий не был обычным врагом. Он сражался с невероятной эффективностью, каждое его движение было точно выверено и направлено в цель, он предугадывал каждое их действие. Все трое двигались словно в грациозном балете, состоящем из выпадов, бросков и парирующих ударов.
Шубха подражал поведению Ангрона на арене: он бился с неутомимой яростью и упорством. И составлял великолепный контраст отточенному мастерству Ашубхи. Пока противник был вынужден защищаться от шквала мощных атак Шубхи, Ашубха с предельной точностью проводил прицельные выпады, стараясь нанести смертельный удар, который положил бы конец сопротивлению врага.