Она почувствовала, что он встал прямо перед ней, и инстинктивно попыталась лягнуть врага ногой. Но он оказался слишком проворен, и удар не достиг цели.
— Я велел тебе открыть глаза, — произнес он жестко.- Если ты этого не сделаешь, я отрежу тебе веки.
Глаза Софьи наполнились слезами боли, и она повиновалась приказу.
Мясник был абсолютно гол, на теле его толстой коркой запеклась кровь, глаза маньяка блестели из-под маски из грубо сшитой человеческой кожи. Да, кожа, несомненно, когда-то принадлежала человеку, но этот лоскут отделили от плоти десятилетия назад, сохранили и сотворили из него этот гротескный лик. Длинный, узкий нож прятался в странных ножнах — в разрезе на мускулистом животе убийцы.
За его спиной, слабо подергиваясь на крюке мясника, вбитом в центральную балку крыши, висело истерзанное тело Матиаса Герхарда. На его лице, единственной части тела, на которой безумец оставил кожу, застыло выражение предсмертной муки.
Софья закричала.
Она кричала и кричала, пока убийца не прижался мертвой маской к ее лицу, яростно целуя женщину и крепко прижимая ее к своему обнаженному телу.
III
— Ты не должен волноваться, Каспар. Мы вернем ее, — сказала Анастасия, одной рукой сжимая его руку, а другой массируя основание его шеи.
Они сидели во дворе посольства, там, где Каспар дрался с Валдаасом и где Софья зашивала его раненое плечо. Анастасия была в малиновом платье, отороченном серебристым мехом; она приехала сразу же, как только услышала о нападении на дом Матиаса Герхарда. С той ужасной ночи прошло двое суток, а она появлялась в посольстве каждый день, принося надежду и подбадривая друга. В ярком, холодном утреннем свете ее кожа сияла; Каспар был благодарен за успокаивающие слова, несмотря на то, что время шло, делая их пустыми.
— Пашенко думает, что она уже мертва. — Каспар наконец-то высказал вслух мысль, терзавшую его вот уже два дня, не давая спать.
Чекисты и Рыцари Пантеры искали Софью и Герхарда, но в этом переполненном городе вероятность обнаружить их была чрезвычайно мала. Рыцарь, раненный во время нападения на дом Герхарда, не сообщил никакой полезной информации об убийце, кроме той, что тот легко победил охранников и дрался голым.
Единственное, что еще заставляло брезжить надежду, — это то, что тел не нашли и никто пока не оставлял Каспару зловещих приношений.
— Нет, не надо так думать,- покачала головой Анастасия. — Наверняка ведь, если бы этот сумасшедший собирался убить ее и Герхарда, он бы убил их сразу. Тогда же, когда он… когда он убил Стефана.
— Возможно.
Слова женщины не убедили Каспара.
— Чекисты еще не определили, что произошло на самом деле?
Каспар фыркнул:
— Нет. Этот дурак Пашенко с радостью схватил бы какого-нибудь подходящего козла отпущения, но ему ничего не известно.
Анастасия вздохнула:
— И он не знает, куда и зачем забрали Софью и Герхарда?
— Если и знает, то не говорит.
Анастасия кивнула и прикусила нижнюю губку, словно пытаясь решить нелегкую этическую дилемму. Каспар заметил выражение ее лица и спросил:
— Что такое?
— Ну, видишь ли… я знаю, что тебе нравится Софья,- неохотно выдавила Анастасия.
— И что?
— А много ли ты на самом деле знаешь о ней?
— Достаточно, чтобы понимать, что она прекрасный человек и что ей можно доверять.
— Вот это-то я и имела в виду. Ты доверяешь ей, но по-настоящему не знаешь ее, так? До того как она стала работать на тебя, она частенько работала на Василия Чекатило.
— Ты шутишь, — пробормотал Каспар, не веря своим ушам.
— Хотелось бы мне, чтобы это было так, Каспар, но у меня есть причины утверждать, что она работала на него несколько лет.
— К чему ты ведешь?
— Чекатило не тот человек, от которого можно просто взять и уйти,- ответила Анастасия.- Я знаю. И скажу тебе, что, возможно, Мясник вовсе и не похищал Софью. Возможно, это Чекатило вернул ее себе силой.
IV
Время смазалось; единственной связью с внешним миром стал расплывчатый свет, с трудом проникающий сквозь застекленную крышу. Софья не знала, сколько дней прошло с момента ее похищения, лишь боль усиливалась с каждой секундой да росло осознание, что она, по всей вероятности, умрет на этом вонючем чердаке.
Она плакала слезами горечи и отчаяния, а окровавленный скомканный лоскут, засунутый в рот и перевязанный широким кожаным ремнем, приглушал всхлипы. Запястья тупо пульсировали; она больше не чувствовала кончиков пальцев, малейшее движение рождало жгучую боль — сухая корка крови трескалась, а грубая веревка глубже впивалась в мясо.
Шли дни. Одни наполняла болезненная скука, другие — безжалостный неослабевающий ужас; в эти дни на чердак взбирался он, маска из человеческой кожи плотно прилегала к его лицу. Не раз он прикасался к Софье, шептал, что любит ее, что повинуется ее приказам и убивает ради, нее, что ест человеческую плоть в честь дней их свободы от его тирании.
Глаза ее гноились и слипались от слез и нехватки сна, зрение мутилось от недоедания, губы потрескались от обезвоживания. Упавшая от измождения на грудь голова вяло перекатилась с плеча на плечо при ненавистном скрипе ржавых петель поднимаемого люка.
— Ты тут, матушка? — спросил он и рассмеялся. — Ну конечно, ты тут. Куда ты могла деться?
Она зажмурилась, услышав приближающиеся шаги, и костлявая рука легла женщине на плечо. Софья вдохнула его запах и, хотя она и пыталась быть сильной, сдержать дрожь жуткого страха не смогла. Чужие руки двинулись по ее телу, а потом он прижался к ней.
Убийца застонал и сказал:
— Уже почти все, да?
Софья не могла ответить, кляп душил все слова, которые она, может, и хотела бы произнести. Но потом она поняла, что он говорит вовсе не с ней. Она не слышала, чтобы кто-то еще вошел на чердак, но другой голос, далекий, мелодичный, звучащий словно со дна очень глубокого колодца, ответил маньяку:
— Почти, мой прекрасный принц, почти. Тебе осталось сделать только одно. Одно последнее крошечное дельце, и все будет кончено.
— Все, что угодно, матушка, все, что угодно.
— Я хочу, чтобы ты убил меня, — произнес голос. — Я уже умирала раньше и не принадлежу этому миру. Морр призывает меня к себе, я больше не вернусь сюда.
— Нет! — выкрикнул он. Безумец еще крепче стиснул Софью в объятиях, и она приглушенно охнула от боли, когда убийца грубо развернул кресло так, чтобы женщина оказалась лицом к нему. — Почему ты просишь меня об этом? Я только-только нашел тебя и не хочу потерять. Слышишь, я не желаю потерять тебя снова!
— Поверь мне, мой принц, ты должен, — мягко возразил голос.