— Пойдем, дружище. Надеюсь, у тебя дома еще много кваса.
— Об этом можешь не беспокоиться, — заверил его Павел.
V
Каспар отхлебнул квасу, а Павел одним махом опорожнил очередной кубок с крепким зельем. Приверженность улана квасу вошла в легенду, и, кажется, годы не ослабили его способности поглощать этот напиток. Каспар начал ощущать действие алкоголя, хотя вот уже более часа вертел в руках один бокал, посасывая из него спиртное. На полу валялись две пустые бутылки, а его товарищ к этому времени напился вдрабадан. Они сидели перед очагом на кухне Павла, дом которого оказался всего в пяти сотнях ярдов от посольства, а аккуратно привязанные повозки и карета разместились во дворе. Стефан отклонил приглашение Павла, предпочтя остаться в посольстве, где он мог начать кое-что приводить в приличный вид, делая здание более респектабельным. Рыцари Пантеры, все, за исключением стоящего снаружи на часах Валдааса, тоже поселились в посольстве. Каспар не завидовал неопрятным местным солдатам, расквартированным там, — они наверняка уже узнали на своей шкуре, что такое ярость Курта Бремена. Павел ухмыльнулся, влил в себя новую порцию кваса и рыгнул. Несмотря на внешнее обличье, Каспар знал, что Павел — человек умный, рассудительный и проницательный. А те немногочисленные письма, которыми они обменялись за последние несколько лет, показывали, что ряд весьма прибыльных контрактов на поставку лошадей армии Кислева сделали Павла Коровица к тому же весьма богатым человеком.
— Так кто такой этот Чекатило? — спросил Каспар.
Павел икнул и нахмурился.
— Очень плохой человек, — ответил он после паузы. — У него ни стыда, ни чести, ни совести. Убийца и вор, через него проходят незаконные делишки в Кислеве. У него повсюду есть свои люди. Все должны платить ему дань, иначе беда. Пожары, побои… Говорят, он убил собственного брата.
— Что же тогда его связывает с Тугенхеймом? О чем они могли договариваться?
— Когда дело касается Чекатило, меня ничем не удивишь. Тугенхейм наверняка продал ему посольство на корню, чтобы расплатиться с долгами. Возможно, посол слишком любил дорогих шлюх, — предположил Павел. — Кто знает, может, Кислеву повезет и Чекатило заберет Мясник?
Слова приятеля неожиданно распалили интерес Каспара:
— Мясник? А кто это? Тут какой-то безумный священник бредил о нем.
— Еще один поганец. Сумасшедший, — мрачно ответил Павел. Он раскурил трубку от огня, горевшего в очаге, и передал ее Каспару.- Никто не знает, кто такой Мясник, да и человек ли он вообще. Он убивает людей, мужчин, женщин, детей, и растворяется в тени. Он вырезает сердца жертв и ест их плоть. Некоторые говорят, что мясо убитых словно бы плавится и стекает с костей. Он погубил многих, и даже чекисты не могут поймать его. Действительно мерзкий тип. Люди боятся.
Каспар кивнул, вспомнив ряд убийств, захлестнувших несколько лет назад Альтдорф, — так называемых зверских убийств. Но тогда маньяка поймал и зарубил один ночной сторож, Клейнденст. — Сколько людей убито?
Павел пожал плечами:
— Трудно сказать. Пара дюжин, а то и больше. Но в Кислеве люди умирают все время. Кто знает, все ли жертвы — работа Мясника? Забудь о нем. Он безумец, и его скоро поймают и повесят.
Каспар допил квас и аккуратно подвинул кубок к Павлу. Затем он встал, потянулся и сказал:
— Ты, без сомнения, прав. В любом случае я устал, а дни предстоят трудные. Завтра утром я хочу встретиться с остальным штатом посольства и предпочел бы сделать это, не страдая от похмелья. Пойду-ка я спать.
— Ты не хочешь бодрствовать до рассвета, распевая песни о войне?! Нет, ты точно размяк, Каспар фон Велтен! — хохотнул Павел, и квас, булькая, полился ему в глотку.
— Может быть, может быть, Павел, но ведь мы оба больше не те юнцы, которыми были, — ответил Каспар.
— Говори о себе, имперец. Павел допьет бутыль и уснет у огня.
— Доброй ночи, Павел, — кивнул Каспар.
I
Наблюдая за разворачивающейся перед ним картиной, Каспар раздраженно покачал головой. Тридцать солдат, облаченных в синие с красным мундиры Альтдорфа, брели к нему пошатываясь; все они запыхались и едва переводили дыхание.
Несмотря на морозец, их красные лица блестели от пота — солдаты завершали пятый круг пробежки вокруг городских стен Кислева. Рыцари Пантеры финишировали почти час назад и стояли по стойке смирно рядом с лошадьми Каспара и Павла, не выказывая ни малейших признаков усталости, — они даже не взмокли.
— Не слишком впечатляющее зрелище, — безо всякой на то нужды заметил Павел.
— Действительно, — проговорил Каспар низким голосом,- эти солдаты и полдня в строю не продержатся. Одна схватка — и они уже корм для воронья.
Павел кивнул и глубоко затянулся зловонной цигаркой, выпустив в небо голубоватое облако дыма.
— Не то что раньше, а?
Каспар позволил себе натянутую улыбку:
— Нет, Павел, не то, что раньше. Люди, с которыми мы сражались бок о бок, были десяти футов ростом и могли одним взмахом алебарды скосить пол вражеского войска! А эти жалкие субъекты и алебарду-то поднимут с трудом, а уж о том, чтобы нанести ею удар, я вообще молчу.
— Ага, — хохотнул Павел, делая внушительный глоток из огромной кожаной фляги. — Я часто размышлял, что же стало с теми людьми. Ты видел хоть кого-нибудь из них?
— Какое-то время я переписывался с Таннхаусом, но потом услышал, что его убили, — он присоединился к отряду наемников, действующему в Арабии.
Павел хлебнул еще.
— Жалко. Таннхаус мне нравился, он и сражался как дьявол, и пить умел славно.
— Проклятый пятидесятилетний дурак! — фыркнул Каспар. — Он же чертовски хорошо знал, что лучше в его возрасте не охотиться за славой. Война — игра молодых, Павел. Она не для таких, как мы.
— Клянусь Ульриком, ты сегодня в скверном настроении, имперец! — пробормотал Павел, протягивая Каспару флягу. — На, выпей.
Не отрывая взгляда от вымотанных солдат, Каспар взял предложенную фляжку и сделал солидный глоток, слишком поздно поняв, что во фляге налит квас, причем чуть ли не вдвое крепче вчерашнего. Огненная жидкость обожгла желудок, к глазам подступили слезы, и посол закашлялся.
— Проклятие, Павел! — выругался Каспар. — Какого черта ты делаешь? Еще нет и полудня!
— Ну и что? В Кислеве хорошо напиваться с утра. Тогда остаток дня уже не покажется таким гадким.
Нахмурившись, Каспар утер рот тыльной стороной ладони и сказал:
— Может, хотя бы ради меня ты попытаешься оставаться трезвым, а?
Павел пожал плечами и забрал свою флягу, но ничего не ответил — солдаты посольства наконец-то дохромали до них и повалились на землю в полном изнеможении. Каспар чувствовал, как его и без того дурное настроение ухудшается с каждой секундой. То, что его предшественник позволил гарнизону докатиться до столь позорного состояния, казалось невероятным, и, будь у Каспара выбор, он бы немедленно отослал их всех до единого обратно в Империю.