Никогда с ним такого не было. Он же голову потерял от дикого желания. Позабыл о хваленом самоконтроле. Надо меньше пить.
Усилием воли он отогнал воспоминания. Его бурная реакция на эту девушку не изменит первоначального решения. Объединившись с таким ярым патриотом, как Фрейзер, он поставит под сомнение свой нейтралитет, поссорившись и с Эдуардом, и с Макдугаллом.
Похоть — столь же нелепый повод для женитьбы, как любовь.
Фрейзер проводил дочь взглядом и только потом обернулся, к Маклауду.
— Даже не думай, что сумеешь вывернуться. О том, что здесь случилось, утром будут знать все в замке.
— Конечно, ты же позаботился об этом, — усмехнулся Тор, имея в виду служанку и стражника, которых привел Фрейзер, чтобы засвидетельствовать увиденное. — Но ты глубоко ошибаешься, если считаешь, что мне не всё равно, что станут говорить.
— Ты обесчестил ее, — заявил Фрейзер, — а значит, честь обязывает тебя жениться.
— Да? — усмехнулся Тор. — Иными словами, ты думаешь, что я играю по общим правилам. Ты пришел ко мне с предложением, которое я отклонил — по веским причинам. Меня нельзя заставить жениться обманом. В опасности не моя честь, а твоя и твоей дочери.
Гнев Фрейзера сдерживало только отчетливое понимание того, что Тор способен убить его голыми руками.
— Никто ни к чему тебя не принуждал, — заявил он. — Ты утверждаешь, что моя дочь сама тебя соблазнила? Моя невинная дочь?
— Мне она показалась довольно-таки страстной.
Лицо Тора оставалось абсолютно непроницаемым, но слова Фрейзера задели его. Он еще раз прокрутил в памяти все происшедшее и понял, что не может этого утверждать. Странные реакции, которые он приписал любовной игре, на самом деле были вызваны страхом невинной девушки, а он был настолько одержим похотью, что не понял этого. Но она отвечала ему. И не пыталась его остановить, пока не стало слишком поздно.
— Подозреваю, ты точно знал, что произойдет, когда посылал ее в мою постель. Так что не сваливай на меня свои проблемы.
Судя но всему, до Фрейзера наконец дошло, что он зашел слишком далеко.
— Но ведь никто не возьмет ее, узнав, что здесь произошло.
Девчонка знала, на что идет. А если нет?
Тор отмахнулся от этого вопроса. Он не станет чувствовать себя виноватым из-за того, что его обманули. Он принял решение и менять его не намерен.
— Тогда предложи своим людям не трепаться, чтобы не сделать хуже. — Он сделал шаг к Фрейзеру и угрожающе нахмурился. — А теперь тебе пора идти, пока я не решил наплевать на перемирие и воздать тебе за все, что ты пытался сегодня сделать, по заслугам.
Фрейзер покосился на Тора и понял, что это не пустая угроза.
* * *
Увидев сестру, Кристина, до той поры упорно сдерживавшая слезы, разразилась рыданиями. Беатрикс не сказала ни слова, а только нежно обняла старшую сестру, предлагая утешение, в котором та нуждалась после бурных событий ночи. Всего за несколько ужасных минут она переместилась из рая в ад.
Когда слез больше не стало, она, икая и всхлипывая, рассказала Беатрикс обо всем. Конечно, самые интимные подробности она скрыла, но сказанного было достаточно, чтобы даже такая невинная душа, как Беатрикс, все поняла. То, что произошло, перевернуло мир Кристины, но этого она не могла объяснить сестре.
Беатрикс ничего не говорила, только гладила сестру по голове, позволяя выплакаться.
Прошло довольно много времени, прежде чем Кристина подняла на сестру распухшие от слез глаза и тихо спросила:
— Что же теперь делать?
— То, что случилось сегодня, ничего не меняет, — тихо сказала Беатрикс. — Не впервые девушка, пытаясь избежать замужества, ищет убежища в монастыре. Безгрешность не требуется, когда ты переступаешь порог монастыря, только после этого. — Она улыбнулась. — Ты уверена, что действительно этого хочешь?
— Конечно, уверена!
Беатрикс задумчиво посмотрела на сестру.
— Возможно, все происшедшее к лучшему.
Кристина удивленно взглянула на нее и отпрянула.
— Как ты можешь такое говорить?
— Видишь ли, я не думаю, что, будь у тебя другие варианты, ты бы выбрала жизнь, посвященную служению Богу. Пройдет какое-то время, и стены обители станут для тебя тюрьмой. Ты хочешь выйти замуж, Кристина. Беги с ним, он тебя защитит.
В словах Беатрикс было больше правды, чем Кристине хотелось бы признать. Монашеское облачение защитит ее, но если она примет постриг, обратной дороги уже не будет. И она никогда не узнает близости мужчины, такой, как сегодня.
Он не создан для нее… или создан? Все в этом закаленном в боях воине ошеломляло, подавляло ее. Он был слишком устрашающим. Слишком агрессивным. Слишком… Но он был также благороден, сдержан и — она не могла этого не признать — настолько красив, что у нее слабели колени.
Только все это не имело значения. Беатрикс позабыла нечто очень важное.
— Я же сказала тебе. Он не хочет на мне жениться.
Беатрикс склонила голову набок и снисходительно улыбнулась. Теперь она больше походила на мать, чем на сестру.
— Он зол. Дай ему время. Он поймет, что ты не замешана в коварных планах отца, и поступит правильно. Подумай, основываясь на всем, что ты о нем знаешь: неужели он сможет поступить по-другому?
Кристина знала, что Тормод Маклауд пользуется авторитетом, держится горделиво, словно король, что он грозный воин, на полях сражений завоевавший репутацию непобедимого. Он способен на милосердие и спас девушку, которую посчитал служанкой, от насильника, когда все остальные делали вид, что ничего не замечают. Все, что она знала о нем, говорило о чести.
Она взглянула на Беатрикс и покачала головой. В глубине души она была уверена, что не ошибается.
— Тогда вопрос лишь в том, чего ты хочешь, — спокойно сказала Беатрикс. — Но, кажется, я уже знаю ответ.
У Кристины сжалось сердце. Она поняла, что сестра говорит правду.
— А если я все-таки ошибаюсь? — хрипло прошептала она.
— Монастырь никуда не денется. А этот шанс обрести счастье может быть для тебя единственным. Вдруг этот мужчина — твой Ланселот? И тебе судьбой предопределено любить его?
Кристина через силу улыбнулась.
— А я думала, что только у меня может разыграться воображение.
Но ей пришлось признать, что Беатрикс всего лишь озвучила ее тайные девичьи мечты.
Если уж говорить правду, после всего, что она познала ночью, целомудренная жизнь вряд ли показалась бы ей очень уж привлекательной. Ее желания проснулись. Она стала женщиной. И хотя, конечно, грешно так думать, Кристина была этому рада. Ей нравились мужские прикосновения. Она прикусила губу. Нет, пожалуй, не все прикосновения. Ей совсем не понравилась резкая боль, когда он вошел в нее. Но больно только в первый раз. По крайней мере так она слышала.