— Что-то не так?
Элли положила ладонь ему на плечо, и он вздрогнул.
Он поднял на нее взгляд. Его красивое лицо было напряжено и измучено. Голубые глаза потемнели. Казалось, его терзает нестерпимая боль.
— Ничего, — проворчал он, распрямил плечи и сделал глубокий, прерывистый вдох. Затем более любезно добавил: — Если ты хочешь уйти отсюда девственницей, дай мне минутку.
Элли широко раскрыла глаза, осознав, что он пытается взять себя в руки.
— Ох!
Она села на скамье, оправив рубашку. Он не получил свою долю удовольствия. Неужели он сейчас чувствует себя так, как было с ней, когда он убрал руку? Элли закусила губу.
— Может, я могу что-нибудь… сделать?
Он крепко сжал челюсти и отрицательно покачал головой:
— Я позабочусь об этом позже.
Позаботится об этом? Как? Внезапно до нее дошло.
— Нет! — Она не хотела, чтобы он пошел к другой женщине. — Пожалуйста, я очень хочу. Покажите мне как.
Он покачал головой:
— Ты представления не имеешь, о чем говоришь.
— Я знаю, что хочу доставить вам удовольствие. — Ее щеки восхитительно вспыхнули. — Так же, как вы доставили удовольствие мне. — Она прикусила губу и неуверенно взглянула на него. — Если это возможно.
Господи, это было возможно!
Эрик закрыл глаза и попытался восстановить контроль, но понял, что уже не в силах возражать. Мысль о ее нежном прикосновении к его плоти была слишком соблазнительна, чтобы отказаться.
Она хотела доставить ему удовольствие. Обычно он привык давать — шла ли речь об утехах в постели или о веселье у костра. Он не привык к тому, чтобы кого-то заботило, что нужно ему. Но Элли, похоже, никогда не действовала так, как от нее ожидали.
— Скажите мне, как, — тихонько попросила она снова.
Он показал ей. Глядя ей прямо в глаза, он положил ее ладонь на свою скрытую под тканью возбужденную плоть.
Он застонал от ее прикосновения — и от легкого эротичного возгласа удивления, сорвавшегося с ее полуоткрытых губ. Элли судорожно сглотнула с некоторым усилием, но когда она не убрала руку, Эрик возблагодарил всех богов, которых сумел припомнить.
Прижав ее ладонь крепче, он упивался этим чувством, пока мог вынести. Он опасался потерять контроль от одного ее прикосновения.
Естественно, это не могло продолжаться долго. Его хваленая выдержка, похоже, изменила ему. Дьявольщина! Он не мог в это поверить.
Ее потрясение быстро прошло. Однако он почти пожалел об этом, когда его не в меру любопытная маленькая нянюшка начала исследовать его с излишне скрупулезным вниманием к деталям. Она ощупывала его осторожно, будто опасалась, что он разобьется, в то время как ему хотелось только одного: чтобы она крепко сжала его естество в своей ладони и энергично двигала рукой до тех пор, пока он не взорвется и не провалится в блаженное забытье.
Кровь бешено стучала у него в ушах. Желание разрядки было так сильно, что он едва мог думать.
Эрик откинулся назад и закрыл глаза, стараясь не думать о том, что она делает с ним, а просто упиваясь каждым неясным ощущением.
Элли потянулась к поясу его штанов. Сердце его забилось чаще от предвкушения. Он затаил дыхание, снова молясь всем богам.
Они, должно быть, услышали.
— Можно я…
Эрик кивнул, замерев в ожидании. Она неумело теребила завязки. Господи, как можно так долго возиться?
Наконец ей удалось справиться, и его возбужденное естество вырвалось наружу.
Элли широко раскрыла глаза. Под ее взглядом его клинок еще больше затвердел.
Элли снова принялась его исследовать. Ее девичьи ахи и краткие замечания сводили его с ума. Эрику пришлось стиснуть зубы, чтобы не поддаться побуждению врезаться в ее руку, всецело отдавшись пожиравшему его вожделению.
Он схватил Элли за руку и заглянул ей в глаза.
— Ты меня убиваешь.
— В самом деле?
Вид у нее был что-то слишком уж довольный.
Плутовка. Он обхватил ее ладонь своей.
— Двигай рукой, Элли.
Он показал ей, как действовать, выбрав необходимый нажим и подходящий ритм. Надо отдать ей должное: она оказалась чертовски способной ученицей.
Несколько резких движений, и он почувствовал, как у основания его позвоночника нарастает давление. Мышцы его живота сжались. Эрик напрягся, сдерживая разрядку, желая растянуть каждый момент удовольствия.
Но он уже достиг вершины.
— Вот и все, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы.
О Боже!
Он ощутил особую связь между ними, которой не знал прежде. Это было нечто изначальное. Всепоглощающее. Гораздо более могущественное, чем он считал возможным.
Это было уже слишком. Он почувствовал себя уязвимым. Словно дал ей увидеть ту тайную часть свою, которую до этого никогда не открывал.
Он обмяк на утомленных, словно бескостных бедрах, чувствуя себя разбитым, как после одной из изнурительных тренировок с Маклаудом. Когда его сердце и дыхание пришли в норму, Эрик поднял голову и увидел, что Элли наблюдает за ним с восхищенным изумлением на лице. У нее был такой вид, словно она только что раскрыла захватывающую тайну.
Грудь его наполнилась нежностью. Приподняв пальцем ее подбородок, он заглянул в ее сияющие карие глаза с яркими зелеными искорками и нежно поцеловал в губы.
— Спасибо тебе.
Элли покраснела от удовольствия.
— Я даже не представляла…
Она не закончила мысль, но он знал, что она собирается сказать. «Что такое возможно».
Такого не бывало и с ним. Он не был так возбужден за… черт, Эрик даже не мог припомнить, чтобы хоть когда-нибудь был так возбужден.
Элли преподнесла ему приятный сюрприз.
На следующий день Элли лежала в объятиях Ястреба, прижавшись щекой к его теплой твердой груди, погруженная в сладостную истому разделенного неистового блаженства. Вслушиваясь в ровные энергичные удары его сердца, она думала, что это самый чудесный звук, который она когда-либо слышала.
Элли почти совсем потеряла голову, впервые познав могущество чувственного наслаждения. Потеряла голову настолько, что ускользнула в середине дня, словно какая-то потаскушка, в сарай ради еще одного непозволительного свидания.
Это было безнравственно и грешно перед Богом. И это было изменой Ральфу, которому она была обещана. Элли знала все это, но когда капитан подошел к ней в саду и прошептал на ухо просьбу встретиться с ним в сарае, ее тело вновь захлестнули все эти изумительно чувственные ощущения. Ее совесть боролась с искушением всего лишь тридцать секунд. Соблазн был тем более сладок теперь, когда она пережила свой первый опыт.