– Коза, господин старший очиститель. А мачеха, как есть, ведьма. То есть лупила Аньку за каждый пустяк. Потому девке ничего другого не оставалось, как найти эту клятую козу – или совсем домой не ходить. А тут как раз бабы за клюквой пошли…
«Интересно, – думал Гриф, сдерживая раздражение, – придуривается или на самом деле так косноязычен? Тогда что за староста из него? Или просто отчаянно меня боится?»
– …и в один голос Аньке – мол, ускакала твоя коза в самую трясину. Болота у нас туточки, господин старший очиститель.
«А если боится – значит, лжет. Или, по крайней мере, что-то скрывает. Что? Козлиные копыта в валенках?»
– А поутру Анька домой со своей козой вернулась.
– И что?
– Так это, козу-то она в этом тумане нашла, господин старший очиститель.
– Гм, – сказал Гриф и покосился на секретаря. Тот невозмутимо строчил в своем блокноте, не упуская ни слова. Под маской лица было не разглядеть, но Гриф мог поспорить, что секретарь веселится. Работнички. Только бы поржать, а потом потравить баек, невзирая на принципы неразглашения. Раньше достаточно было магнитофонной записи в процессе беседы со свидетелями, но когда выяснили, что техника иногда ведет себя странно рядом с аномальными пятнами, ввели правило обязательного присутствия секретаря с допотопным блокнотом.
– Так это, коза-то как есть потопла в болоте. Бабы, которые за клюквой…
– Понятно. Еще какие-нибудь случаи были?
– Как не быть? Как есть были. Аким телегу покраденную в прошлом годе нашел, вдовая Фанька – свою дочку Марьяну, а Марьяна-то померла еще пять лет назад. Ну и по мелочам всяко.
– Так что, получается, в этом тумане можно найти все, что хочешь?
Староста помялся, пошаркал своими валенками. Его пристальный взгляд показался Грифу неприятным – будто белесая кожица маски неожиданно оказалась прозрачной, и дед сумел разглядеть лицо Грифа и глаза.
– Я думаю – только то, что было когда-то потеряно, господин старший очиститель.
Он не смог простить, что Инга солгала. А она решила, что это Гриф ее предал.
«Я ведь предупреждал», – думал он потом, пытаясь разобраться с чувством вины, которое с тех пор не давало ему покоя. В конце концов, Ингу никто не заставлял бежать. Ее-то Гриф обещал защитить. Зачем было бежать – чтобы наткнуться на патруль, в обязанностях которого было уничтожать без предупреждения все и всех, кто пытается пересечь границу – неважно, изнутри или снаружи? Ведь Инга должна была понимать, чем это все закончится? Должна – даже если бы она вообще не умела предвидеть будущее. А может, как раз потому, что она умела иногда это делать…
Как бы то ни было, все вопросы, которые Гриф хотел бы задать Инге, навсегда теперь остались при нем. Как и чувство вины.
Безусловным, не подлежащим сомнению, было одно. Инга солгала, а Гриф ее предал.
– Господин старший очиститель. – Корявые пальцы старосты робко уцепили краешек рукава Грифа, взгляд опять был прежним – испуганным и заискивающим. – Будьте добреньки, не троньте деревню, а?
Гриф отвернулся, дедовы пальцы соскользнули с жесткого рукава защитного костюма. Повинуясь жесту Грифа, подскочил адъютант, подхватил старосту под локоть, повлек в сторону:
– Иди-иди, дедуля. Спасибо за сотрудничество. Управление тебя благодарит, и отблагодарит при случае, не сомневайся. И не трясись. Кому она нужна, твоя деревня? Понял? И своим там передай, чтоб не боялись.
Гриф смотрел, как староста, сгибаясь все сильнее – отчего горб на его спине становится еще более очевиден и безобразен, медленно спускается вниз с холма по узкой тропинке. Наверное, деду хотелось обернуться, но он не смел.
– Деревню оцепили? – спросил Гриф у подскочившего адъютанта.
– Три часа назад. Сейчас старосту назад пустим и начнем. Аномальное пятно готовим к изоляции, как положено. На рассвете первая истребительная приедет.
– Вот и ладно, – Гриф махнул рукой, отпуская адъютанта и секретаря, и побрел к лагерю.
– Ужин господин Наблюдатель велели в штабной палатке накрыть, – крикнул вдогонку адъютант.
Наблюдатель оказался розовощеким круглолицым крепышом с умильной улыбочкой, будто намертво приклеенной к пухлым губкам.
– Наконец-то, – воскликнул он, щурясь, разглядывая входящего Грифа и нетерпеливо потирая ладошки, – я уж думал без вас начинать. Стынет.
Ловко спрятав в переносной сейф пачку мелко исписанных бумаг – ишь, трудяга, ни минуты покоя, – Наблюдатель жестом фокусника сдернул со столика салфетку. Под салфеткой обнаружилась кастрюлька с дымящейся разваренной картошкой, густо присыпанной укропом, миска с тугими, истекающими соком, малосольными огурцами, горшочек с густой желтой сметаной и запотевшая бутыль, наполненная сомнительного вида мутноватой жидкостью. Стандартный паек – брикеты, упакованные в фольгу – был сиротливо сложен на краю стола. Наблюдатель выдернул из бутыли обмотанную тряпицей пробку, повел носом, с явным наслаждением вдыхая кисловатый хмельной запах.
– На меду и яблоках настаивают, негодяи, а? – восхищенно обратился он к Грифу.
– Местное? – с сомнением уточнил Гриф, оглядывая разложенное угощение.
– Да бросьте, – сморщился Наблюдатель. – Проверено все. Вы думаете, снаружи меньше заразы нахватаетесь? Думаете, эти тряпки вас защитят? – Он презрительно ткнул в защитный костюм Грифа, уверенно ухватил в кулак узкое горлышко бутыли. – И потом, ну скажите честно. – Глаза Наблюдателя, неожиданно цепкие для кукольно пухлого личика, уставились на Грифа. – Вам не наплевать, годом больше или меньше этой паршивой стерилизованной жизни, а?
Раньше Гриф послал бы его подальше – хотя бы потому, что в обычае Наблюдателей было устраивать подобные проверки, а потом строчить длинные кляузы о несоблюдении устава в Управление. А теперь ему действительно было наплевать.
– Вы бы, господин Ловчий, чтоб тут какой грязи не натрясти, лучше верхнюю одежду сняли. Да и масочку тоже, – предложил Наблюдатель, осторожно расставляя доверху налитые стаканы. – Или что, уже не замечаете, второй кожей приросла?
Гриф вздрогнул и заметил заинтересованный взгляд Наблюдателя, ухвативший его движение, как кошка зазевавшуюся мышь.
Именно так – слово в слово: «второй кожей приросла?» – говорила Инга, когда он иногда забывал сразу снять маску.
А еще Гриф не любил, когда его называли Ловчим. Будто пса. Или охотничью птицу, приученную срываться в небо только по дозволению хозяина, бить указанную им добычу и послушно возвращаться на хозяйскую перчатку. Хотя кем они еще были, очистители, как не дрессированными псами и ловчими птицами Управления.
– Ну что, Ловчий. – Наблюдатель разглядывал Грифа, не то издеваясь, не то провоцируя. Гриф молчал. – Выпьем за будущее? За будущее для нормальных людей, а?
Гриф сдержанно кивнул, поднимая стакан. Тост был обычен, традиционен. На редких официальных праздниках Управления президент поднимал первый бокал именно с этими словами.