Ветхие полки, а также выбитые прямо в земле ниши за спиной капрала буквально ломились от накопленных им сокровищ — подобранного на поле боя разного рода военного снаряжения. Ларн разглядел батареи для лазганов, фраг-гранаты, коробки с сухим пайком, патроны к дробовику, штыки и ножи всех возможных форм и размеров, саперные лопатки, кирки, топорики, потайные фонари, полные комплекты форменной одежды, каски, бронежилеты и даже большой металлический коготь, который мог быть сорван лишь с руки убитого орка. На столе и на полу вокруг капрала валялось множество вещмешков стандартного образца, в содержимом которых он сейчас деловито копался, своим мрачным энтузиазмом напоминая главаря разбойников, в спокойной обстановке перебирающего недавно награбленное добро.
— Капрал Владек? — спросил Ларн, подходя к столу. — Офицер медицинской службы Свенк сказал, что мне следует вам показаться.
— А!.. Еще одна порция пушечного мяса! — весело сверкнув на Ларна красными, как у кролика, глазками, воскликнул капрал и стал суетливо отодвигать в сторону вещмешки, чтобы расчистить для гостя стол. — Всегда рад новому зерну в нашей мельнице! Добро пожаловать в 902-й Варданский, салажонок! Ну-ка, найди себе где-нибудь стул… Не желаешь рекафа? Я тут сварил немного.
Повернувшись к помятому котелку, опасно стоящему перед ним на маленькой раскаленной плитке, капрал достал две эмалированные кружки и наполнил их до краев черной кипящей жидкостью. Тут он заметил, что Ларн мрачно смотрит на один из вещмешков на краю стола.
— Ну, поехали! Две кружки специального рекафа от Владека, свежего и горячего! — настаивал капрал. — Как ни прискорбно, нам тут вместо натурального продукта приходится довольствоваться отваром из размолотых корней и клубней местных растений. Что поделать. Даже самому Императору, окажись он здесь, было бы непросто отыскать в этой адской дыре хоть немного настоящего рекафа, а ведь мы знаем, он может творить чудеса. Чтобы придать напитку чуть больше крепости, я добавил в него одну десятую дозы стимулирующего порошка, который, между прочим, действует как чудесный ароматизатор. Однако я вижу, салажонок, ты, кажется, заинтересовался одним из моих последних приобретений? Хотя внутренний голос подсказывает мне, что, судя по выражению твоего лица, вряд ли мне стоит ждать от тебя делового предложения.
— Этот вещмешок… — начал Ларн, чувствуя, как при виде маркировки «14-й Джумаэльский» у него внутри все сжалось, — … мог принадлежать одному из моих друзей.
— Я бы совсем этому не удивился, — заметил Владек и указал на лежащую возле него на полу груду вещмешков. — Если и не этот, то, возможно, один из тех. И что с того? Можно подумать, это снаряжение может как-то помочь его прежним владельцам. А между тем кто знает, возможно, от того, получат ли его уцелевшие, будет зависеть их жизнь и смерть. Это всего лишь вопрос справедливости и разумного распределения ресурсов, салажонок. Что в нашем случае означает: живые должны получить то, от чего мертвым больше нет никакого прока. Кроме того, если бы у меня не хватило мудрости освободить мертвые тела от уже ненужного им груза, это наверняка сделал бы кто-то другой. Ты что, предпочел бы, чтобы я позволил всем этим вещмешкам попасть в руки кого-то из отряда гражданского ополчения, так чтобы мы потом по частям выкупали все их содержимое? Это Брушерок, салажонок! Забудь девять десятых той дребедени, которой тебя научили. Здесь закон не на девяносто, а на все сто процентов на стороне имущих.
— И если меня убьют, — раздраженно спросил Ларн, — вы и мое тело точно так же оберете?
— В мгновение ока, салажонок! Возьму твой лазган, твой штык, твой вещмешок, твои ботинки, не говоря уже о медикаментах, которые глубокоуважаемый Свенк по доброте душевной тебе оставил. Все, что могло бы представлять для нас интерес. Но тебе не стоит чувствовать себя хоть в чем-то обманутым. То же самое может произойти здесь с каждым, включая и меня самого. Скажем, если меня завтра убьют, то, полагаю, с меня сорвут одежду и поделят имущество раньше, чем мое тело остынет.
— Не очень-то похоже, чтобы это когда-нибудь случилось! — с презрением бросил Ларн. — Как такое может произойти, если вы сидите здесь, под землей, в тепле и безопасности, когда снаружи погибают хорошие люди!
— Хорошие люди, говоришь? — переспросил Владек низким от злобы голосом, и вся видимость теплоты, искусственно созданная им чуть ранее, мгновенно исчезла. — Только не рассказывай мне, салага, как погибают хорошие люди! За те десять лет, что я провел в этой выгребной яме, я видел, как погибают люди — плохие и хорошие, — погибают тысячами! Некоторые из них были моими друзьями. Другие не были. Но любой из них стоил несравненно больше, чем ты и все твои пустоголовые друзья-рекруты, вместе взятые! Ты что же, думаешь, раз я здесь сижу, то и пороха не нюхал? Да я убивал врагов Императора, когда тебя еще от материнской груди не отняли! Иначе как, думаешь, получилось, что я теперь с такой ногой?!
И тут, схватив со стола лежащий перед ним огромный нож для ближнего боя, Владек вдруг со всего маха рубанул им по своей левой ноге. Широкое лезвие ударило по его колену и с гулким металлическим звоном отскочило от штанины форменных брюк.
— У вас что, аутентическая нога? — спросил шокированный Ларн.
— Аутентическая? Ха! Это было бы чудесно! Вот только, наряду со всем остальным, с бионикой тут страшная напряженка. Это «неподвижный протез левой ноги, модель три». Мне пришлось выменять его на детали выведенного из строя «Стража». Не говоря уже о том, сколько взял с меня проклятый апотекарий, чтобы мне эту штуку приладить!.. Ну а теперь, салажонок, думаю, самое время тебе наконец сесть за стол и перестать скулить… пока твой длинный язык и черная неблагодарность за мое гостеприимство не вывели меня настолько, что я понапрасну плесну этот прекрасный рекаф в твое глупое соплячье лицо!
Услышав в другом углу землянки чей-то смех, Ларн вдруг понял, что и остальные варданцы, должно быть, слышали каждое адресованное ему слово. С горящим от смущения и стыда лицом, с низко опущенными глазами, поскольку из-за залитых алой краской щек он ни с кем не хотел встречаться взглядом, Ларн придвинул стул и уселся напротив капрала.
— Хлебни рекафа, салажонок, — уже миролюбиво произнес капрал, и стало ясно, что буря гнева утихла так же быстро, как и началась. — Давай начнем снова. Ты и я. С чистого листа. В конце концов, я знаю, у тебя был тяжелый день, и нужно делать на это скидку. Не так уж часто гвардейцу доводится обнаружить, что его высадили не на ту планету!
— Так вы об этом знаете?! — изумленно воскликнул Ларн. — Вам что, рассказал это кто-то из тех, кто был со мной в траншее? Репзик сказал?
— Репзика больше нет, салажонок, — произнес Владек. — Он погиб во время последней атаки. Мы, кажется, говорили с тобой о хороших людях? Ну так вот: Репзик был одним из самых лучших. Я знал его в общей сложности почти двадцать лет. Еще с Вардана. Даже раньше, чем нас обоих записали в Гвардию. Я рассказал, как я выменял себе эту ногу на детали механического «Стража»? Так это Репзик вызвался пойти на нейтральную полосу, чтобы мне их достать. Как я уже тебе сказал, хороший человек! Но если отвечать на поставленный тобой вопрос, то нет. Это не Репзик рассказал мне о твоем несчастье. Это был Келл. Впрочем, к тому времени я уже все равно успел узнать об этом из других источников.