Бидвелл воздерживался от ответов, пока не собрались все. Они разобрали себе старые стулья — кроме Агазутты, которая на сей раз решила постоять. Фарра невозмутимо устроилась в мягком кресле, хотя глаза ее реагировали на каждый звук, а пальцы вцепились в подлокотники.
— Осталось немного, — произнес Бидвелл. — Я не стал говорить детям, но с этого момента дела будут ухудшаться очень быстро. Для меня было большой честью находиться в вашей компании…
— …ничуть не прислушиваясь к нашему мнению, — саркастически подхватила Фарра. — Впустили двоих мерзавцев. Спрашивается, почему?
Бидвелл поднял глаза на старинные балки и покачал головой.
— Так решили камни.
— Откуда вам известен Главк? — спросила Агазутта.
Старик отреагировал гримасой.
— Да, его-то я мог предвидеть.
— К чему было впускать охотника?
— Ни один из моих ответов не отразит действительность… тем более что камни сами выбирают себе компаньонов.
— Скорее, создают их, не так ли? — спросила Эллен, рассеянно потирая щеку. За стенами раздался очередной треск, и все испуганно подскочили.
— Знать не дано… — устало пробормотала Агазутта.
Бидвелл опустил взгляд. По его морщинистым, дубленым щекам ползли слезы, что потрясло всех.
— Насколько мне известно, Мнемозина решила, что все пастыри действуют согласно тексту и контролируются им — текст играет центральную роль. Сум-бегунки проследовали по лабиринту всех мировых линий, по всем возможным путям, даже наименее вероятным, и прибыли, просуммировав все возможное… появились у нас — и создали хранителей из своей колоссальной, невообразимой сущности. Даже Даниэля… хотя в его случае остаются кое-какие сомнения.
— Он, наверное, фальшивый, — предположила Мириам.
— Это неизвестно, — ответил Бидвелл. — Впрочем, его близость к Главку определенно внушает опасения. Столетиями ходят слухи о некоем «зловредном пастыре»… Хотя лично я никогда не встречался с ним… или с ней.
— Что такое зловредный пастырь? — спросила Агазутта, причесываясь пятерней.
— Странник, пробирающийся к своей цели через других пастырей. Он их беззастенчиво использует. Несет с собой не просто камень, а кое-что еще — из своих личных соображений.
— Да, здорово, — буркнула Фарра.
Бидвелл протянул ладони к печке, затем принялся разглядывать ногти.
— Как и всегда, милые дамы, приношу извинения за собственное невежество, — наконец пробормотал он. — Впрочем, как вы уже не раз напоминали, наше время ограничено. Я чувствую, что в воздухе веет нетерпением. Заверяю вас: шансы снаружи крайне малы.
— Мы уже приняли решение, — сообщила Эллен.
— Ясно… И кто уходит?
Агазутта вскинула руку.
— Мои дети… выросли и разбрелись по свету — Франция, Япония, дальние края… но, может быть, они оставили для меня весточку дома. Может быть, еще есть возможность с ними поговорить. Я попробую…
Подняла руку и Мириам.
— Мне нужно попасть в клинику — если она еще существует. Пациенты, должно быть, с ума посходили от страха. А коллеги… Мы годами работали плечом к плечу.
С кресла поднялась Фарра, потянулась.
— Я человек одинокий, — заявила она, — но отправлюсь с Агазуттой и Мириам. Кто-то ведь должен за ними присматривать?
— Я остаюсь, — сказала Эллен. — Хоть нужна я тут или нет — снаружи уж точно я никому не нужна.
— Даже нам? — вскинула брови Агазутта. — Что, на ист-лейкских ведьмах поставлена точка?
— Мы славно провели время, — ответила Эллен. — Вы лучшие друзья из всех. Авантюристки высшей пробы.
— Ну, положим, это еще не конец…
— Пока я петь не начала, — криво усмехнулась Фарра.
Женщины обнялись, прослезились, взяли свои сумочки, и Бидвелл провел их к выходу.
— Книги не забыли? — спросил он. — Не потеряйте. Держите их все время под рукой.
Ведьмы подарили ему выразительный взгляд.
— Тоненькие книжечки, а какие важные… — насмешливо обронила Агазутта.
— Что означает номер «1298»? — поинтересовалась Фарра.
— Это ваши истории, дорогие дамы, — ответил Бидвелл. — Набросанные давным-давно на латыни вашим покорным слугой… скопированы с еще более древних текстов — свитков, сгоревших в Геркулануме. До тех пор, пока вы храните свои истории при себе, на вас распространяется определенная защита. Не советую забегать вперед или вообще заглядывать в конец — еще не время.
— У нас есть хоть какие-то шансы? — спросила Фарра.
Бидвелл шмыгнул носом, но от ответа воздержался.
Мириам открыла дверь наружу. Воздух над городом слегка расчистился.
— Ого, смотрите-ка, — вздохнула она. — В кои-то веки нет дождя.
— А что будет с вами? — Спускаясь по пандусу, Агазутта взяла Бидвелла под руку.
— Ну, это-то хорошо известно, — пожал плечами старик. — Я помечен. Кручусь в этой мешанине так давно, что не мог остаться вне поля зрения, так что… Боюсь, все наши судьбы зависят теперь от следующего шага — и к этому времени нам надо попасть в своего рода хранилище, вместе с городом — всеми со всеми городами, всеми историями, всеми временами. Мир снаружи не является единственной записью, его нельзя считать окончательной редакцией.
Агазутта покачала головой, демонстрируя тоскливое разочарование.
— Признаться, я никогда не понимала вас — или почему мы всем этим занимались.
— О, я умею обольщать, — улыбнулся Бидвелл.
— Мы знаем. — Мириам поцеловала его в лоб.
Проволочные ворота открылись, и три истлейкские ведьмы двинулись в серую мглу, держа перед собой сумочки и книжки. Эллен, самая младшая, осталась рядом с дряхлым, заплаканным старцем.
— Давайте вернемся внутрь, — сказала Эллен, следя за удаляющимися фигурками. Женщин окружал едва видимый нимб, а мерцание неба — вкупе с колыханием и скрипом стен — замедлялось с каждым их шагом.
— Скоро будет все равно… — прошептал Бидвелл.
Эллен обеими ладонями повернула к себе его лицо и твердо взглянула в глаза.
— Этого им вы не сказали. Считаете, что все идет неправильно?
— В кратковременной перспективе — ныне тождественной сколь угодно долгому отрезку времени — мы все по-прежнему вместе. Есть только два фатума, два оставшихся пути. Мы пойдем по одному из них — и тогда нас либо согласует Мнемозина, либо мы окажемся игрушкой в руках Алебастровой Княжны. По какому пути следовать, укажут дети.
Он расправил плечи и махнул в направлении завесы мглы, за которой скрылись женщины.
— Я желаю им удачи. Пойдемте домой, холодно здесь…