— Они сговорились отправить Ишанаксаду в тайное странствие, не поставив вас в известность, — сказал Джебрасси. — Но почему?
Гентун молитвенным жестом сложил ладони.
— Ишанаксада предложила себя, чтобы спасти Библиотекаря. Она унесла ключ к самому полному Вавилону, созданному в Разбитой Башне.
— Да, это похоже на правду, — кивнул Полибибл. — Какими бы ни были наши разногласия, Астианакс и все прочие Ратуш-Князья были в курсе…
— …что если все составные части завершенного Вавилона собрать вместе, то остатки старого космоса распадутся. — Неожиданно Гентун сообразил, что сведения исходили вовсе не от Полибибла — это был фрагмент образа, который Астианакс вложил в его сознание. — Предполагалось, что музы, вернее, то, что от них осталось, возродятся, чтобы провести аудит величайшего хранилища историй — всех возможных историй… и всего возможного бреда.
— Как бессмыслица, так и внятное повествование необходимы для любого акта творения, хотя — как и везде — доля абсурда всегда преобладает, — мрачно ответствовал эпитом и поднялся на ноги. — Моя дочь принесла себя в жертву, в то время как все остальные желали увидеть крах моего незаконченного проекта.
— Великие Эйдолоны стремились провести оставшуюся им жизнь, забившись в Кальпу, предаваясь развлечениям, погрузившись в декадентскую скуку в условиях экстраординарного комфорта… Они желали, чтобы это продолжалось вечно. — Гентун вскочил, потрясая кулаками. — И вы решили запустить механизм создания нового творения! Чтобы нам всем пришел конец!
Полибибл на них даже не смотрел. Он выглядел ребенком, не осознающим своей вины, — невероятно древним ребенком.
— Я на это рассчитывал.
— Эйдолоны позволили Ишанаксаде отправиться в Хаос, — пробормотал Джебрасси. — Зная, что Натараджа погибла…
— Ратуш-Князья вступили в сговор с Тифоном, — подвел черту Полибибл. — Они всех нас предали. Но это не означает, что мы потерпели неудачу. Никоим образом.
Воздух стал спертым и неприятным. Словно молчаливо соглашаясь с тем, что в разговоре следует сделать паузу, они загерметизировали шлемы, готовясь выдвигаться вперед.
Уже на ходу Джебрасси поинтересовался:
— Что же это за Тифон, с которым можно договариваться о сделках?
— Знать не дано, о юноша, — ответил Полибибл. — С другой стороны, Кальпа должна была пасть в давние времена, однако этого не случилось.
— Вы все отлично знали… и тем не менее не запретили мне отправлять пилигримов… — Гентун стал черно-зеленым от гнева. Он не мог подобрать слов.
Полибибл озирался по сторонам, разглядывая меняющийся ландшафт.
— Дочь унесла в Натараджу критически важные части моих творений… Подальше от генераторов реальности. Иного выбора не оставалось. Впрочем, прежде чем уйти, она попросила нас обоих — Астианакса и Библиотекаря — объединиться и сообща создать вид человека настолько древнего, насколько это было в наших силах, употребив для этого первородную материю. Она сказала, что заботу о воспитании этого племени следует поручить Ремонтникам. И лишь мне одному она посоветовала создать сум-бегунки, заполнить их, прибегнув к самым изощренным, тончайшим шенянским технологиям, с которыми не сравнятся даже генераторы реальности или вот эти доспехи. Да, мне одному она поручила вложить фрагментированный Вавилон в сум-бегунки — своего рода запасной план, — выслать их к началу времен, чтобы они перешептывались друг с другом, объединяя тех, кто к ним прикасался… Так Ишанаксада стала матерью древнего племени. И матерью сновидцев.
— Пожалуй, это действительно величайшая из историй, — нехотя признал Гентун. — Получается, она оставила Кальпу, оставила Сангмера… всех, кого любила. И ей казалось, что она служит им, даже когда предавала.
— А что с Сангмером? — спросил Джебрасси. — Он догадался? Сумел ее отыскать? С ним-то что сталось?
— Эту историю, юноша, мы проживаем прямо сейчас. Мы — своеобразное эхо этого повествования, через нас оно обретает плоть и кровь; есть шансы, что мы пробудим его. А когда все закончится, мы двинемся дальше по своей линии судьбы — или встретимся с весьма неожиданной концовкой.
Джинни прошла под оцепенелым взором внутреннего кольца гигантов, и ей почудилось, будто она чего-то лишилась. Ее защитный пузырь как бы истончился, да и дышать стало труднее. Камень больше не указывал в каком-то четко определенном направлении: вместо этого он сначала потянул в одну сторону, тут же дернул назад, сменил курс — его настойчивость ослабевала, и девушка замерла, подобно очередному истукану, в прямой видимости от входа в ущелье.
Камень не хотел больше служить проводником. Вывод напрашивался один: или она сошла с курса, либо двигалась чрезмерно быстро… короче говоря, очутилась в месте, где защиты камня недостаточно.
Зачем же он ее сюда тащил?
Джинни осмотрелась. В воздухе витали хлопья сажи, особенно заметные на фоне опалесцирующей горы льда, подвешенной вверх ногами над долиной. В полной тишине из грунта быстро вырастали иглы голубого сапфира. От неподвижности и напряжения заныла шея. Иглы приняли облик колонн по периметру долины, будто хотели сформировать клетку вокруг Фальш-Города, центрального нефритового комплекса. Туман осел на скалистых гребнях и уплотнился: он походил на облака, которые она видела дома, — если у нее вообще был дом. Если она вообще жила на свете, если хоть какое-то из ее воспоминаний можно было назвать реальным…
Здесь, в долине, ледяная гора и голубые колонны обладали красотой, в которой читалось больше от Земли, чем от Хаоса. Подвешенная гора смахивала на исполинский айсберг, а может, и на Альпы — только перевернутые. Как странно, что нечто невозможное теперь выглядело убедительным и его окружали вещи всего лишь маловероятные.
Усталость возрастала с каждой минутой; Джинни прилегла на неровную податливость внутренней стенки пузыря, однако глаза не закрывались. Нет, она не могла заснуть — после ухода со склада Бидвелла сон к ней не шел.
Да, но что если она сумеет заснуть — если удастся увидеть сон, — и поймет, что ее визитерша, ее второе «я», уже очутилась в призрачном зеленом городе… стало быть, тоже оказалась в ошибочном месте.
Их обеих сбили с пути.
Обеих предали.
Джинни подумала про ужасного коротышку и его гнусные намеки. Перед тем, как уйти, она не переговорила ни с Джеком, ни с Бидвеллом. Ни с Даниэлем. Отсюда вопрос: что бы они ей сказали?
Наверное, посоветовали бы подождать. Что ж, именно это она и сделает, раз уж выбора нет: уляжется чуть выше дна долины, в окружении скал и парализованных гигантов, под перевернутой ледяной горой, подвешенной в воздухе и готовой рухнуть в любую секунду, — да, и примется ждать. Останется здесь навсегда, если потребуется, все больше и больше наливаясь покоем, пока ее не унесет ветер, подхватив кусочком невесомой сажи…