На плечо Главка легла гигантская, зыбкая рука. В воздухе расплылся сухой, раздражающий запах сладкого порошка. Моль вернулся.
Уитлоу двинулся вперед, раскачиваясь на ходу.
— Вот и славно. Ни к чему терять друг друга из виду… Итак, — продолжил он, — мы обнаружили нечто загадочное. Занавес разошелся в стороны. Произошло смещение власти. Похоже, Алебастровая Княжна более не занимается активной охотой. Нам требуется подыскать альтернативный вариант.
Главк понурился.
— Возможно, она сама еще не вполне все осознает. Уменьшились не только расстояния. — Уитлоу доверительно взял Главка за локоть и шепнул: — Кстати, Моли это не сулит ничего хорошего.
Словно дождавшись, когда Уитлоу произнесет его имя, серый авторитет вновь ткнул их в нужном направлении — тщательно отмеренная жгучая боль пламенем опалила кожу и сменилась игольчатыми укусами предательских фатумов, словно по всему телу набивали татуировку. Это оказались для Главка в новинку. В каждый данный момент человек проживает одну судьбу, один фатум. Эти же фатумы в данный момент жили Главком. Предпринятое ими обследование носило быстрый, отчужденный, фундаментальный характер. Никогда еще Главк не был столь близок к глубинным основам собственного «я» — ощущение ужасающее и вместе с тем бодрящее. Ему еще не доводилось так близко подступить к пониманию смысла, причины его существования, самой жизни — вплоть до последних крох надежды, — надежды на то, что существует шанс поправить дела.
Беспристрастное предложение милости — чистое, нелицеприятное отпущение грехов.
Покалывание прошло. Он вновь стал собою, хотя чудилось, что на его месте — ком спекшегося порошка, осыпающийся и починяемый ежесекундно.
Моль защищал их по мере своих сил и возможностей.
— Добро пожаловать в средоточие нашей вселенной, — сказал Уитлоу — а может, Главк просто услышал его мысли.
Их глаза — похоже, тел уже не осталось — смотрели в черное озеро, где вращались две иглы, месившие вязкую жидкость. Концы игл сходились под поверхностью и напоминали оси исполинского часового механизма.
— В Плетенке нет ни центра, ни радиуса, — продолжал Уитлоу. — Осторожно, не вляпайся в осадок, — некогда в этом месте одна могучая вещь сфокусировала ядро своих разочарований и горечи. Она пожрала наш мир и выплюнула его мерзкими кусками. Да ты сам, наверное, это чувствуешь.
— Тифон? — спросил Главк.
Уитлоу пожал плечами.
— Эти стальные валы и есть два последних оставшихся фатума. По линии одного из них Тифон терпит поражение, и все мы переходим в небытие. Что касается второго… здесь наличествует своего рода успех. Кто решит, какой из них лучше?.. Что ж, Макс, давай — вытяни правильную прядь и скажи, что делать. Ведь в этом-то и заключается твой талант, верно?
Главк не мог сомкнуть веки, не мог найти уединенное, изолированное место для принятия решения, — впрочем, не важно. Выбор он сделал уже давно.
С той поры минуло полстолетия с хвостиком.
Каким-то образом, в этой абстрактной сердцевине без центра, он отверг помощь Моли и выбрал наилучший фатум — последнюю из оставшихся добрых судеб — и вытянул эту прядь подобно удачному набору карт, последнему счастливому броску монетки.
Впрочем, ни на миг не забывая о мнении своих работодателей, Главк принял меры к тому, чтобы и Моль, и Уитлоу одобрили его выбор.
Где-то далеко-далеко вновь пронеслось страшное эхо, сотрясая Фальш-Город.
Мертвые Боги сделали шаг.
Фальш-Город дрожал в конвульсиях, с треском стягивался. Джебрасси понятия не имел, почему он до сих пор способен двигаться, видеть.
Он присел на корточки рядом с Полибиблом, который в изнеможении повалился на землю. Чуть поодаль, в нескольких шагах, разлегся и Гентун. Контуры и субстанции спутников зыбко подрагивали.
— Кальпа движется к концу, — промолвил Полибибл. — Сговор Ратуш-Князя ничего уже не значит, сделка аннулирована. Я не просуществую дольше моих фатумов, хранящихся в городе. Вместе с Кальпой сгинут и все мои линии судьбы. Что ж, юноша, придется тебе довести дело до конца. Желаю тебе успеха. Ты обладаешь всем, что требуется, — кроме вот этого…
Эпитом протянул ему вещицу, которую нес всю дорогу. В руках Джебрасси оказался небольшой серый ящичек. Эпитом Библиотекаря приподнял голову, подмигнул сквозь лицевой щиток гермошлема и откинулся на черный грунт.
Джебрасси подошел к Гентуну и лег рядом, крепко-крепко обняв Хранителя. Высокан — его бывший инструктор и защитник — смотрел ввысь, в заиндевелый мрак.
Глаза его глубоко ввалились в орбиты.
— Я по своей воле стал ноотиком, — признался Гентун. — В молодости. Моя единственная подлость. Реконвертировался обратно, чтобы занять должность Хранителя. Однако линии моего фатума были разорваны и сращены заново, привязаны к Кальпе. Мне дальше ходу нет.
Он коснулся руки юноши, восхищаясь ее твердостью и надежностью, и стукнул себя по носу, издав странный, стрекочущий звук, который у него означал юмор.
— Слушай, а что он тебе вручил?
Джебрасси протянул ему коробочку.
— Ты сам открой. И покажи.
Юноша погладил крышку, покрутил ее в одну сторону, в другую, затем встряхнул шкатулку. Он инстинктивно знал, как она открывается. Крышка поддалась, металл издал сухой, чистый звон — на дне коробочки покоился небольшой рыжеватый камень. Из глубины мерцал огонек, напоминая звездочку на сумеречном неботолке.
— Их должно быть не менее четырех, — сказал Гентун и отвел впалые глаза в сторону. — Кое-кто утверждает, что достаточно трех, но на самом деле четыре — это минимум. В камнях будет достаточно времени и силы… Последний ход Ратуш-Князя выигрывает партию.
Умирающие глаза вернулись к юноше, обрели фокус — последним усилием Хранитель выхватил камень из рук Джебрасси и с размаху швырнул его на каменистый грунт. Камень странно пискнул и попытался выползти из-под бронированной длани Гентуна. Хранитель понимающе кивнул, взял коробочку и придирчиво осмотрел выгравированный рисунок на крышке.
— Ни к чему быть пешками в эйдолонских играх. А, юноша?
Повернувшись спиной к Джебрасси, Гентун встал на ноги, прижал обе вещицы к груди и зажмурился.
Что делать? Хранитель и Полибибл обращались с Джебрасси как с ребенком, которого вовлекли в пыточную забаву, разыгрываемую жестокосердными взрослыми.
Инкарнированный фрагмент Библиотекаря поначалу, казалось, разделял ужас и возмущение юноши, но затем махнул рукой, словно прощался или признавал бесполезность дальнейших усилий. Через секунду Полибибл рассыпался в прах: броня провалилась внутрь раздавленной скорлупой, стянулась и стала похожа на морщинистый кусок гравия.
И никаких больше слов, никакой новой информации.