— Ну, это было бы алогичным.
— Ты кому-то все разболтал, признавайся! — чуть не крикнула Мэри, заводя себя.
— Стоп-стоп-стоп! Никому я ничего не говорил. Даю тебе слово, Мэри… Он просто знает разные вещи о тебе и твоей семье, хотя я отметил много несовпадений после его смерти — смерти Даниэля, хотел я сказать. А этот Даниэль… он остался в живых. Причем в его мире мы никогда не были мужем и женой. Пусть все это бред сумасшедшего, но бред гениальный. Я не утверждаю, что всему верю на слово — по крайней мере, я обязан его выслушать.
Он ласково коснулся ее напряженного — как натянутый канат — предплечья.
— Может статься, он сам себя запутает в логических узлах, и мы его вышвырнем… или вызовем полицию, передадим его с рук на руки.
Жена, похоже, смягчилась, хотя не исключено, что от усталости.
— Уж я б его порасспросила! Он не выдержит проверки, сам знаешь.
— Он нервничает всякий раз, когда ты рядом. Несчастный и возбужденный человек. Не говоря уже про здоровье.
Ее плечи обмякли.
— Сколько еще это займет?
— Не исключено, целую ночь. Пускай переночует на кушетке — роскошь в сравнении с тем, к чему он привык. Ну пожалуйста, Мэри!
Выражение ее лица — обиженное, растерянное, сердитое — ничуть не уступало его собственному, хотя глаза смотрели твердо, испытующе. Мэри стало ясно, что Фред заупрямился.
— Выясни, кто он на самом деле, — пробормотала она. — Он все врет. Он сумасшедший. Даже если он действительно окажется моим братом, я не буду с ним разговаривать. Даниэль был невероятным мерзавцем. Вот почему Джон его убил — чтобы спасти всех нас. Чтобы спасти меня. Ты ведь помнишь?
— Ясное дело, — отозвался Фред быстрей, чем следовало, и погладил ей плечо. — Но как ты сама говоришь, он не может быть твоим братом, так? Иди-ка ты поспи, а я с ним справлюсь. Ладно?
— Я не хочу находиться с ним под одной крышей. Фред, он меня пугает.
— Он и меня пугает, радость моя. Своим умом.
Она побрела к лестнице на второй этаж, в верхнюю спальню, оставив Фреда в коридоре мрачно разглядывать снимки в рамочках. Фотографии делала Мэри, еще в Женеве и Брукхейвене — где они жили и где двадцать лет тому назад работал ее отец. С одной из рамочек свисали клочки паутины — тени шелковистых нитей расплывались в стороны и вновь сходились вместе под легким дуновением воздуха от батареи отопления в дальнем конце коридора.
Фред следил за тенями, игравшими в кошки-мышки, пока не заслезились глаза, а затем торопливо направился в сторону гостиной — продолжить разговор с незнакомцем. Впрочем, сначала он заглянул в ванную и помазал ментоловым вазелином под каждой из ноздрей.
Даниэль, а может, и Чарлз — не важно кто — смердел до небес.
Ночь перешла в рассвет, и с ним возникла идея немножко выпить — содовой для Даниэля, виски для Фреда. Джонсону нравилась полупьяная лихорадка мозгового штурма.
— Как вообще можно очутиться в чьем-то теле? Ты сделал трансфер… пересадку собственной души — а она вообще существует? Ты научился ее передавать?
— Не знаю, — ответил Даниэль. — Никогда раньше со мной такого не было.
(Можно подумать, я бы об этом помнил.)
— И здесь какую-то роль играют мировые линии? — У Фреда раскраснелось лицо. — Можно вывести уравнение, чтобы описать процесс?
Даниэль внимательно следил за ним.
— Вероятно, — кивнул он.
— Допустим, одна мировая линия оборвалась — разрезали ее — и вот она висит, как паутинка в воздухе, затем цепляется за ближайшую к себе, очень похожую мировую линию, — размышлял вслух Фред. — Нечто вроде цепочек ДНК или жил в кабеле — не знаю, это просто метафора. Что ты помнишь из своего прошлого? — спросил он и тут же нахмурился, осознав всю важность этого вопроса.
Даниэль окинул взглядом комнату, дернул плечом.
— Все меньше и меньше, — сказал он. — Кое-что вообще тонет в тумане.
Фред облокотился на колени и медленно крутил в пальцах стакан виски.
— До сих пор ты опирался на воспоминания различных версий себя — однако больше этого делать не в состоянии. Ты не можешь забрать с собой свои физические воспоминания. Вот это тело — вовсе не ты. Ты движешься по инерции воспоминаний после трансфера, а они тают.
Даниэль согласился.
— Вот именно, — сам себе кивнул Фред, радуясь свой сообразительности. — Если все остальное — правда, то здесь — элементарное логическое следствие.
— Я кое-что начал записывать, — признался Даниэль.
— Моя жена — если ты и впрямь Даниэль, разумеется, — моя жена могла бы предоставить важные воспоминания о твоем прошлом. Конечно, такая мера не восполнит всего, что ты утратил, — но лучше так, чем ничего.
Даниэль опустил глаза, обеспокоившись, что этот умный человек самостоятельно выведет формулу окончательного решения — того этапа, который случится неизбежно. К счастью, Фреда, похоже, больше интересовала теория, а не возможная угроза — вернее, абсолютно реальная опасность.
— Есть ли еще люди, обладающие твоим талантом? — спросил Фред.
— Я не один…
Глаза Фреда сверкнули.
— Если другие мировые линии будут пожраны, разрушены или изменены — тогда люди вроде тебя иммигрируют сюда. Беженцы, спасающиеся с других, поглощенных мировых линий. Подсчитывая число таких беженцев, можно определить, насколько твоя собственная линия близка к разрушению. Если, конечно, их разыскать. Я к тому, что кто же открыто признает, что способен выгнать хозяина из тела?
— Да, что-то в этом есть, — опустил голову Даниэль.
— Ты совсем расклеился, я смотрю.
— Ага…
— Уже поздно, а надо бы еще поговорить поподробнее насчет уравнений Мерсовина. Оставайся! Кушетка ничем не хуже заброшенного дома.
— Вы очень щедры…
— Ну, как минимум я заинтригован, — легко отозвался Фред. — Так что продолжим завтра — после моих лекций.
— Да, утро вечера мудренее, — кивнул Даниэль. — Хотя и так уже утро… В общем, да, мы еще поговорим. Позднее.
ЯРУСЫ
Они провели первый совместный вечер в нише Тиадбы. Занятие любовью — скорее, быстрое обещание большего — оказалось не совсем тем, на что надеялся Джебрасси. Каждый из них занял как бы позицию терпеливого ожидания — сам не зная, чего именно ждет. Неботолок за открытым зевом ниши потемнел с серого до черно-синего. В темноте показались крошечные огоньки, великолепные, знакомые — ненастоящие.
В конечном итоге, под ее умелыми подзуживаниями, Джебрасси подробнее рассказал о своих блужданиях и о подозрениях, что приходящий во сне является откуда-то, не из Кальпы — надолго не задерживается, не оставляет почти никаких свидетельств своей сущности.