Но тьма и забытье постепенно брали верх, овладевая его существом. Внутренний страх усиливал муку, он снова переживал страшные часы на Иксе, сражения с роботами в тесных душных катакомбах этой планеты. От взрыва потолок и стены рухнули, едва не придавив его своими обломками, и он был погребен заживо, оставшись умирать вслед за семью своими товарищами, которых раздавило камнями. Но обломки сдвинулись с места, и Квентин, обдирая руки, сумел расчистить небольшое пространство, чтобы дышать. Он кричал, звал на помощь и рыл проход, пока не сорвал голос и не содрал кожу с рук. И наконец, наконец он выбрался наружу, на воздух, к тусклому свету местного солнца… он снова слышал радостные крики солдат, которые уже не надеялись увидеть его живым.
И вот теперь такая же тьма снова сгустилась вокруг и внутри него. Он кричал и кричал, срывая голос, но от крика не было никакой пользы, и тьма не уходила и не рассеивалась…
Спустя короткое время характер боли неуловимо изменился, и он вдобавок ко всему потерял всякую способность ориентироваться в пространстве. Квентин не мог открыть глаза. Он не слышал никаких звуков. Казалось, что он вообще лишился всех своих органов чувств. Было такое ощущение, что он плывет по непроницаемо черной и первобытно тихой бездне. Это не было похоже на описания смерти или на небеса, о чем он читал в религиозных трактатах. Но откуда пророки могли наверняка знать, что ожидает нас там?
Он не ощущал своего тела, потерял представление о его частях, он не видел реального света, хотя отдельные вспышки нейронной активности освещали горизонт черного небосклона его глубокого беспамятства.
Внезапно он ощутил странный крен и начал проваливаться в бездну невесомости — он взлетал… или падал? К нему вернулся слух и он разобрал какие-то искаженные звуки, они отдавались в мозгу с таким шумом, какого он не слышал за всю свою жизнь. От адского грохота хотелось закрыть уши ладонями, но он не мог найти своих рук. Он не мог двигаться, лишенный конечностей.
Откуда-то раздался громоподобный женский голос, вероятно, голос богини:
— Кажется, это часть процесса, любовь моя. Сейчас он должен быть уже в сознании.
Квентин попытался задать вопрос, потребовать ответов, криком позвать на помощь — но вдруг понял, что не может издать ни звука. Мысленно он кричал, кричал так сильно, насколько мог вообразить, но у него не было ни голосовых связок, ни легких. Он постарался вдохнуть, но не ощутил ни сердцебиений, ни вдоха. Да, должно быть, он уже мертв или близок к этому.
— Продолжай вводить остальные сенсорные компоненты, Данте, — произнес грубый мужской голос.
— Придется немного подождать, прежде чем мы сможем общаться с ним, — ответил другой мужской голос. Кто-то по имени Данте? Мне знакомо это имя!
Квентин испытывал любопытство, смешанное с растерянностью и страхом. У него не было ни малейшей возможности следить за ходом времени, он потерял всякое представление о нем, лишь отрывочно он слышал какие-то нечленораздельные звуки и зловещие слова. Наконец на фоне треска статических разрядов и вспышек света к Квентину вернулось зрение. Сначала образы были беспорядочными, смазанными, но потом окружающие предметы стали приобретать четкие очертания. Он увидел страшную картину. Кимеки!
— Сейчас он, похоже, уже видит тебя, Агамемнон.
Агамемнон! Генерал титанов!
Вокруг него ходили небольшие кимеки, их корпуса не были боевыми машинами, но и они казались чудовищными. Канистры с мозгом были установлены в защитных корзинах под системами управления корпусами.
Сейчас Квентин и кимеки находились в каком-то помещении не под открытым небом Валлаха IX. Куда они его перенесли? Один из кимеков, находившихся в поле зрения Квентина, что-то делал с длинными тонкими стержнями, к концам которых были прикреплены маленькие хирургические инструменты. Квентин попытался вывернуться и бежать, но ни ноги, ни руки не повиновались ему.
— Вот это поможет установить соединение со всеми сенсорными окончаниями, которые остались целы.
— Включая и болевые рецепторы?
— Конечно.
Квентин закричал. Таких мук ему не приходилось испытывать никогда в жизни. Острая нестерпимая боль пронзила, казалось, саму его душу, словно со всего тела сдирали плоть тупыми раскаленными докрасна ножами. В воздухе повис нескончаемый крик — неужели это кричит он сам?
— Отключите голос, — произнес грубый низкий голос. — Мне пока не надо слышать этот дикий вой.
Это Агамемнон.
В поле зрения появилась машина с женским голосом. Она двигалась с какой-то безобразной грацией, словно старалась соблазнить его, хотя и выглядела как страшный паук.
— Это всего лишь неврологически индуцированная боль, малыш. Она не настоящая. Ты привыкнешь к ней и даже будешь воспринимать ее как некоторое развлечение.
Но пока Квентин чувствовал себя так, словно в его мозгу взрываются атомные бомбы. Он попытался произнести членораздельные слова, но голос отказался ему служить.
— Наверное, ты не знаешь, где находишься, — продолжала говорить женщина-кимек. — Я — титан Юнона. Ты слышал обо мне.
Если бы мог, Квентин задрожал бы от страха. Много лет назад он пытался спасти людей, порабощенных титанами на Бела Тегез, но они вместо того, чтобы благодарить, ополчились на него и пытались захватить его в плен и отдать Юноне. Они не хотели освобождения, нет — они хотели заслужить награду и стать неокимеками. Он помнил ее синтезированный голос, невыносимый, как скрежет железа по стеклу.
— Мы отвезли тебя на Хессру, на одну из наших оперативных баз. Сейчас мы заняты строительством новых крепостей на таких бывших планетах Синхронизированного Мира, как Баллах IX, где, кстати, мы и нашли тебя, малыш. Но пока наша главная база находится здесь, в башне, где некогда жили когиторы-отшельники. — Юнона издала странный дребезжащий звук, который, по всей видимости, должен был изображать смех. — С самой трудной частью мы уже покончили. Мы освободили тебя от истерзанной, окончательно испорченной плоти и сломанных костей, оставив живым один только мозг.
Квентину потребовалось долгое мгновение, чтобы сообразить, во что — или в кого? — он теперь превратился. Ответ был очевиден, но Квентин не мог смириться с ним и решил подождать, пока более спокойный кимек — Данте? — не настроит как следует его оптические сенсоры.
— Ты научишься в совершенстве манипулировать конечностями и делать ими все по своему желанию, пользуясь передающими стержнями, хотя, конечно, на это потребуется время и привычка к разным корпусам. Но сейчас, вероятно, тебе будет интересно в последний раз взглянуть вот на это.
Квентин увидел лежавшее на столе окровавленное изуродованное тело, которое когда-то — впрочем, совсем недавно — принадлежало ему. Оно было избито, покрыто синяками, кровоподтеками и ранами — свидетельствами того, что он дрался до последнего мгновения. Тело лежало, как пустой ком плоти, как отсоединенная от ниточек марионетка. Крышка черепа была удалена.