Тильт долго молчал, вглядываясь в единственный глаз Дьилуса.
– Да… – Нелегко далось ему это короткое слово.
– Хорошо, почтенный мастер… Очень хорошо… С сегодняшнего дня твоя жизнь изменится. Я исправлю ошибки Заталэйна. Я все сделаю по-своему. Слушай, как это будет…
Из каморки, похожей на нору, его перевели в другое место. Но оно было немногим лучше. Тесная пещера с голыми каменными стенами, железная печка с узкой трубой, упирающейся в низкий потолок, широкий лежак с соломенным тюфяком, полка с глиняной посудой, ящик с бельем и одеждой – все это не шло ни в какое сравнение с хоромами, в которых Тильт и Далька жили раньше.
«Впрочем, – с горечью думал Тильт, – возможно, Далька по-прежнему там живет».
Были в его новой тюрьме несколько предметов, которые против остальной обстановки смотрелись просто роскошно: лакированный письменный стол со всеми принадлежностями, глубокое плетеное кресло с подушками и три латунных подсвечника, покрытые искусной чеканкой. Предназначены эти вещи были для работы. Они выделялись среди тусклого окружения и словно заявляли: «Мы здесь главные!»
– Вся твоя жизнь теперь будет подчинена работе, – объяснял Дьилус новые правила. – Хорошо поработаешь – хорошо поешь. Сделаешь много – много получишь. Теперь ничто не станет тебя отвлекать. Ничто не будет тебя ограничивать. Ты можешь писать быстро. Ты сможешь все свое время тратить на письмо. И как только Великая Книга будет закончена – ты получишь желанную свободу…
Теперь Тильт не знал, где находится его тюрьма. После того как Дьилус закончил рассказ о новых правилах, он протянул Тильту небольшую фляжку.
– Выпей, – велел он. – Это тебе поможет.
Тильт тогда не понял, чем именно поможет ему неизвестный напиток, но ослушаться не посмел. Тем более что новый хозяин только что в подробностях описал кары, которые последуют за ошибки и невыполнение указаний.
Жидкость во фляжке была жгучая. Тильт проглотил ее и почти сразу ощутил, как бархатное тепло растекается по всему телу. В голове зашумело. Веки отяжелели. Несколько мгновений он наслаждался приятной слабостью, чувствуя, как, охватывая весь мир, расплывается и истончается сознание. В какой-то миг ему показалось, что он постиг вещи, доступные лишь богам, но тут разум его, не выдержав тяжести нового знания, надломился и погас.
В черном беспамятстве Тильт мог пробыть и час, и день, и неделю. За это время его могли вынести из храма, а то и вовсе увезти с острова. Теперь он не знал, что будет ждать его за дверью, если однажды он сможет ее открыть. Не знал, кто его охраняет.
Не знал ничего.
Его мирок сузился до размеров пещеры.
– Настоящая сила – в страдании, – часто повторял Дьилус. – Вряд ли ты это сейчас понимаешь. Ты слишком молод, почтенный мастер. А впрочем, вспомни: когда у тебя болит зуб, разве не готов ты вырвать его собственными руками? Боль дает тебе решимость. Страдание сподвигает тебя на то, что ты не способен сделать в обычной жизни.
Дьилус утверждал, что страдание писца полезно для Книги. Тильт не совсем понимал, почему это так, – наверное, в силу своей молодости, но на всякий случай он, как мог, старался показывать, что ежедневные мучения его достаточно велики. Пока обходилось без истязаний и пыток. Возможно, именно благодаря стараниям Тильта.
Каждый раз, когда в пещеру заходил Дьилус, Тильт ссутуливался, смурнел и начинал через слово вздыхать. Со временем он настолько привык к роли мученика, что вздыхал и хмурился, даже если рядом никого не было.
– Что невесел, почтенный мастер? – с некоторых пор именно этими словами Дьилус стал приветствовать Тильта. – Или не рад чему?
Он любил поговорить, этот служитель Драна. Равно как и покойный Заталэйн.
– Как спал? Какие сны видел?
Кажется, это действительно его интересовало.
– Вчера ты хорошо поработал. Что тебе принести в награду?
– Что-нибудь живое… Цветок какой-нибудь в горшке. Растение. Или зверька.
– Цветок… Ладно, может быть, это будет цветок. Но вряд ли он проживет здесь больше недели… Ты пиши, почтенный мастер. Пиши хорошо, много пиши, и все у тебя будет…
Вроде бы Дьилус неплохо относился к молодому писцу. Часто заглядывал в гости, многое рассказывал, подшучивал, делал небольшие подарки, оказывал незначительные услуги. Но Тильт чувствовал, что к нему относятся не как к человеку, а как к полезной вещи, как к Ценному инструменту.
Или как к домашнему животному.
Так добрый хозяин, взяв бычка на откорм, всячески за ним ухаживает: греет пойло, балует лакомствами, убирает навоз, вычищает стойло. Разговаривает ласково, поглаживает, почесывает. Выхаживает, если скотине случится заболеть, переживает, душой за нее болеет; надо будет – так рядом спать ляжет. Но при том не забывает, ради чего он этого бычка держит.
Тильта держали ради Книги.
Каждое утро крохотная дверь чуть приоткрывалась и кто-то, остающийся невидимым, забрасывал в комнату свернутые трубкой, перевязанные лентой бумажные листы. Это были скопированные с Тайной Книги ряды цифр. Потом появлялся могучий траллан. Он приносил тома, с которыми Тильту предстояло работать, и забирал ненужные фолианты. Если среди книг были особенно ценные, траллан оставался в комнате и следил за действиями писца.
С самого утра садился Тильт за работу. И трудился до самого вечера практически без перерыва – даже ел за письменным столом, пристроив тарелку с похлебкой среди письменных принадлежностей и порой, забывшись, макая в нее перо.
Ему больше нечем было заняться – работа заменила ему все: и отдых, и развлечения, и общение. И однажды Тильт заметил, что ежедневный обязательный труд стал приносить ему удовольствие. Он с интересом вчитывался в книги, с которыми работал. Пытался разобраться в слоговом письме гельгенов, разгадать значение останских иероглифов. Он уже многое понимал из того, о чем писалось в Книге Драна. И он видел, как это писалось.
И восхищался автором, сумевшим создать такой шедевр.
В Книге Драна не было ни одного лишнего слова. Каждое слово в ней было волшебным.
Вышедших из моря воинов не могли задержать ни стрелы, ни пули, ни потоки олова и смолы. Страшно и неумолимо двинулись они на крепость, и даже пушечные залпы не остановили их. Тралланы продолжали прятаться в развалинах порта, но теперь защитники Гарды предпочли бы сразиться с этими неистовыми дикарями, нежели с новым, куда более страшным противником.
– Мертвецы! – будто несомая ветром, разносилась по городу жуткая весть. – Мертвецы Гнилого Покоса идут на нас!
– Вот вам и армия короля Хакарда!
– Все пропало! Уходить нужно!!!
– Да куда ж уходить? Они небось кругом!
Мертвецов не брал огонь, бурлящий кипяток не причинял им вреда. Только пушечные ядра прореживали неровный тесный строй, но наступавших было много, а потемневшее море продолжало и продолжало выбрасывать на берег новых.