Она не успела понять его намерения, пока Бурсег ловким движением не схватил иксианское ожерелье и не сорвал его с шеи леди Шандо. Она ничего не почувствовала, но поняла, что ее маскировка перестала существовать.

— Вот так больше похоже, — произнес Бурсег. — Итак, вы ничего не знаете об отступниках, не так ли?

Он презрительно рассмеялся.

Леди вперила в сардаукара пылающий ненавистью взгляд. Солдаты продолжали выпрыгивать из орнитоптеров, окружая ее плотным кольцом. Одни из них выпустили несколько зарядов по центральному дому, другие обследовали скотный двор, силовую станцию и другие постройки. Может быть, они подозревали, что с ней на планету прилетели значительные военные силы? Если вспомнить о ее прошлом образе жизни, то, конечно, можно было бы предположить, что она вряд ли сможет обеспечить себя новой одеждой и горячей пищей.

Другой сардаукар с мрачным лицом схватил леди Шандо за руку. Она попыталась вырваться, но он удержал ее и, подняв рукав накидки, сделал ей укол маленькой кюреткой. Она вскрикнула, думая, что солдат отравил ее, но сардаукар спокойно отпустил ее и отошел, чтобы сделать анализ крови.

— Идентичность подтверждается, сэр, — сказал солдат, обращаясь к Бурсегу. — Это леди Шандо Верниус с Икса.

Отряд отошел на несколько шагов, но она не двинулась с места, зная, что последует дальше.

* * *

В течение последнего года здоровье императора пришло в полный упадок; он превратился в лишенную разума, безумную, дрожавшую развалину. Эльруд страдал от наваждений сильнее, чем прежде, и вмещал столько ненависти, сколько не может вместить душа здорового человека. Но он по-прежнему был императором, и его приказы беспрекословно исполнялись.

Единственный вопрос заключался в том, убьют ли они ее сразу или будут пытать, чтобы постараться добыть какие-нибудь сведения о Доминике Верниусе.

В боковой двери дома показался Омер. Он бегом приблизился к своей госпоже, громко крича. Его черные волосы были в полнейшем беспорядке. Слуга размахивал стареньким ружьем, которое он нашел в кладовой. Какой глупец, отрешенно подумала Шандо. Храбрый, милый и верный — но тем не менее глупец.

— Моя госпожа! — кричал Омер. — Оставьте ее.

Некоторые сардаукары взяли его на мушку, другие прицелились в рабочих, сгрудившихся рядом, но большинство солдат продолжали направлять оружие на леди. Она посмотрела в небо, вспомнила возлюбленного мужа и детей, надеясь, что их не постигнет такая же судьба. Но даже сейчас, в этот ужасный миг, она не жалела о сделанном когда-то выборе. Если начать все сначала, она сделала бы то же самое. Она не жалела о престиже и богатстве, которые утратила, покинув императорский двор. Шандо познала любовь, которая была недоступна большинству знати.

Бедный Руди, подумала она, охваченная неуместным и странным приливом жалости. Ты никогда не понимал такой любви. Как всегда, Доминик оказался прав. Она снова видела его таким, каким он был тогда, когда она впервые познакомилась с графом Дома Верниусов; красивым молодым воином, вернувшимся из похода с победой.

Шандо подняла руку, чтобы в последний раз коснуться любимого лица Доминика…

Сардаукары открыли огонь.

~ ~ ~

Я должен править глазами и когтями — так поступают ястребы с меньшими птицами.

Герцог Пауль Атрейдес. Суждение Атрейдесов

Герцог Лето Атрейдес.

Правитель планеты Каладан, член Ландсраада, глава Великого Дома… Все эти титулы не имели для него никакого значения. Все это меркло на фоне страшного факта: его отец умер.

Лето чувствовал себя маленьким и незначительным. Подавленный и растерянный, он не был готов принять на свои плечи груз, который так неожиданно и жестоко свалился на него в возрасте пятнадцати лет. Сидя в неудобном и большом для него кресле, которое совсем недавно занимал импульсивный старый герцог, решая формальные и неформальные государственные дела, Лето чувствовал себя захватившим чужое место самозванцем.

Я не готов быть герцогом!

Он объявил официальный семидневный траур, в течение которого смог отстраниться от трудных обязанностей главы Дома Атрейдесов. Для него было непомерно тяжело даже просто принимать соболезнования других Великих Домов, которые так много говорили ему… особенно формальное письмо, присланное императором Эльрудом IX, написанное, несомненно, канцлером, но подписанное слабеющей рукой самого императора. «Пал великий муж, — гласило послание Эльруда. — Я выражаю глубокие соболезнования и молюсь за ваше будущее».

По необъяснимой причине это соболезнование звучало для Лето как угроза. Было что-то зловещее то ли в наклоне букв подписи, то ли в выборе слов. Лето сжег письмо императора в камине своих личных покоев.

Самым важным было, однако, другое: искрение знаки сердечного участия со стороны простых людей Каладана: свежие цветы, корзины с рыбой, вышитые знамена, стихи и песни, написанные будущими бардами, резьба по дереву и даже рисунки, на которых был изображен старый герцог в минуты своего торжества на арене боя быков.

Оставшись наедине с собой, когда никто не мог его видеть, Лето плакал. Он знал, как любил народ своего герцога Пауля, и помнил опьяняющее чувство власти, которое он ощутил, стоя рядом с отцом на арене и держа вместе с ним голову поверженного быка на Пласа-де-Торос. В тот момент он сам страстно желал стать герцогом, чувствуя всеобщую любовь и верность. Дом Атрейдесов!

Теперь же он всей душой желал, чтобы его миновала такая судьба.

Леди Елена заперлась в своих покоях и не впускала даже слуг, которые хотели помочь ей. Лето не видел бурных проявлений любви между супругами и теперь не мог понять, является ли скорбь матери искренней или она просто отдает дань общепринятым приличиям. Единственные, кого она принимала у себя, были ее священники и духовники. Елена старалась истолковать малейшие нюансы стихов Оранжевой Католической Библии.

Лето отчетливо понимал, что должен каким-то образом выбраться из этого болота, надо было взять себя в руки и, черпая силы в своем духе, направить все внимание делам управления Каладаном. Герцог Пауль стал бы презирать сына за малодушное поведение и отругал бы его за то, что он не принял сразу весь груз своих новых обязанностей.

— Предавайся горю в свободное время, парень, — сказал бы сыну Пауль, — но никогда не показывай свою слабость, когда выступаешь от имени Дома Атрейдесов.

Лето дал себе клятву поступать именно так, а не иначе. Это наверняка будет не первая жертва, которую ему придется принести в его новом положении.

* * *

Лето сидел в огромном герцогском кресле в пустом зале Совета, когда к нему подошел Ромбур и встал рядом. Лето скорбел, глядя на портрет, висевший на противоположной стене и изображавший старого герцога при всех его матадорских регалиях. Ромбур положил ладонь другу на плечо и сжал его.