Аджидика прошел через дверь, снабженную системой биологического распознавания, и вошел в гигантскую комнату, где рабочие вчерне монтировали к полу новые, еще живые чаны, лишь недавно доставленные в лабораторию.
Мои опыты должны быть продолжены. Когда я познаю эту тайну, то обрету власть над пряностью, и вот тогда-то я уничтожу всех зависимых от нее дьяволов.
Свобода — неуловимое понятие. Некоторые люди всю жизнь остаются узниками, хотя могут делать то, что им нравится, и идти, куда им угодно, в то время как другие остаются свободными, даже скованные цепью.
Дзенсунни. «Мудрость странника»
Гурни Халлек намеренно сломал лопатки, мешавшие содержимое куба, где в густой вонючей жиже плавали куски синего обсидиана. В результате произошла поломка самого контейнера. Полировочная жидкость разлилась по грязной площадке. Гурни отступил в глубь ямы, готовясь принять неизбежное наказание.
То был первый шаг в исполнении расчетливого, задуманного в отчаянии плана бегства.
Как он и ожидал, охранники бросились вперед, доставая на ходу электрические дубинки и потрясая затянутыми в перчатки кулаками. За два месяца, прошедших после убийства Бхет, подручные Харконненов удостоверились в том, что сумели усмирить светловолосого узника и подавить в нем дух сопротивления. Гурни мог только гадать, почему его не убили. Во всяком случае, не из-за того, что враги прониклись уважением к его несгибаемому характеру яли твердости. Нет, напротив, они получали садистское удовольствие, мучая его и наблюдая, как он снова и снова напрашивается на новые пытки.
Теперь ему надо было получить травму достаточно тяжелую для того, чтобы попасть в лазарет. Гурни хотелось, чтобы охранники избили его сильнее, чем обычно, и сломали ему пару ребер. Тогда его точно отволокут в лазарет и бросят его там, дожидаясь, пока он поправится. Вот тогда-то Гурни и приведет в исполнение свой план.
Когда охранники приблизились, Гурни сам бросился на них. Он яростно бил их кулаками, царапал ногтями. Другой узник на его месте сразу бы сдался, но если бы Халлек поступил так, то палачи могли бы заподозрить неладное. Он яростно сопротивлялся, но охранники, естественно, победили. Попинав его ногами, они в конце концов ударили непокорного головой о землю.
Боль и черная тьма окутали Гурни тошнотворным покрывалом, но охранники, обозленные его упорством, никак не желали успокаиваться. Затрещали кости, Гурни начал харкать кровью.
Теряя сознание, он подумал, что переусердствовал и что сегодня они, пожалуй, действительно убьют его.
* * *
В специальных ямах рабы целыми днями грузили в транспортные корабли партии синего обсидиана. Вот и сейчас, в ожидании отлета, на поле стоял огороженный корабль, стальные плиты обшивки которого были покрыты многочисленными отметинами от столкновений с космическими излучениями. Охранники следили за кораблями, но без особого усердия. Ни один нормальный человек никогда не подходил близко к ямам, в которых работали и жили рабы, а охранники были убеждены, что ни один, даже самый жадный, вор не осмелится близко подойти к этим сокровищам.
На этот раз заказ на большую партию обсидиана сделал торговцам Хагала не кто иной, как герцог Лето Атрейдес. Даже Гурни знал, что Атрейдесы на протяжении многих поколений являются смертельными врагами Дома Харконненов. Раббан и барон получали, должно быть, большое удовольствие, продавая партию обсидиана своему заклятому противнику.
Гурни заботило только одно — когда отправляется груз и сумеет ли он вместе с ним выбраться наконец из рабского узилища.
Гурни очнулся от своего мучительного беспамятства на койке лазарета. Простыни были покрыты пятнами крови, оставленными предыдущим пациентом. Врачи прилагали мало усилий для сохранения жизни своих больных. Лечить их было невыгодно. Если узник поправлялся сам, то его отправляли работать, а если умирал… Если он умирал, то достаточно было провести новую облаву и доставить на предприятие свежую замену.
Полностью придя в сознание, Гурни продолжал неподвижно лежать на топчане, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания. Рядом стояла другая койка, на которой лежал больной, кричавший от невыносимой боли. Скосив прищуренные глаза, Гурни рассмотрел правую руку, обернутую бинтами, пропитанными кровью. Интересно, почему доктора продолжают возиться с этим беднягой. Как только толстобрюхий управляющий видел искалеченного заключенного, он немедленно отдавал приказ о его ликвидации.
Человек кричал то ли от боли, то ли оттого, что знал, какая судьба его ожидает. Подошли два фельдшера и ввели какое-то лекарство. Это был не просто транквилизатор. Через несколько мгновений больной затих. Полчаса спустя вошли двое солдат в форме и, напевая воинственный марш, привычно вынесли тело из лазарета.
Над Гурни склонился врач, осмотрел его, пощупал. Гурни издавал приглушенные стоны и немного шевелился, но продолжал симулировать беспамятство. Доктор удовлетворенно фыркнул и отошел. За несколько лет медики уже привыкли к Гурни Халлеку и его бесконечным травмам и лечили его постольку, поскольку он мог поправиться сам.
Когда наступила ночь, погасили свет и ямы с рабами погрузились во тьму, в запертом лазарете тоже наступила мертвая тишина. Врачи, привыкшие за годы безделья к наркотикам, кололи себе семуту и другие сильнодействующие лекарства. Напоследок один из врачей осмотрел все еще находящегося в беспамятстве пациента. Гурни стонал, притворяясь, что спит и видит кошмарные сны. Врач склонился над ним со шприцем в руке, желая, видимо, сделать укол болеутоляющего или скорее всего успокаивающего, но потом передумал, махнул рукой и отошел. Решил, наверное, — пусть Гурни сам проснется среди ночи в холодном поту…
Как только медики ушли, Гурни открыл глаза и потрогал бинты, стараясь определить, насколько тяжелы его травмы. На нем был надет только больничный холщовый халат, грязный, заплатанный и покрытый коркой, как тело самого Гурни.
Он увидел несколько кровоподтеков и неумело зашитых ран и порезов. Сильно болела голова. Перелом черепа или по меньшей мере тяжелое сотрясение мозга. Но даже в пылу драки Гурни расчетливо берег конечности. И сейчас он понял, что способен двигаться.
Гурни сел и свесил босые ноги с кровати. Потом встал на холодный грязный, покрытый пылью и песком пол лазарета. К горлу на секунду подступила тошнота, но прошла. При глубоком вдохе в сломанных ребрах вспыхивала острая жгучая боль. Но это он переживет.
Шатаясь, он сделал несколько шагов. На всякий случай медики оставили включенным тусклый ночной свет. Больные стонали и храпели во сне, но никто не заметил Гурни. В шраме, оставленном бичом из чернильного дерева, появилось подергивание, предвестник приступа боли, но Гурни не обратил на него внимания. Сейчас не время.
Остановившись возле медицинского шкафа с лекарствами, он увидел коробку с кираром, лекарством, которое Раббан ввел ему, чтобы Гурни неподвижно сидел и смотрел, как насилуют и убивают его сестру. Гурни запер дверь процедурного кабинета и сорвал задвижку с дверцы шкафа, стараясь не слишком сильно ломать ее, чтобы врачи не сразу обнаружили, что он сделал.