Может, он допустил ошибку? Не следовало ли ему остаться и посмотреть, как малышка возьмет ублюдка?
Олег сидел на пляже, позволяя океану накатываться на свои ноги, когда за его спиной послышались шаги.
– Он ушел в мир Темной Луны, – тихо сказала Шествующая, опускаясь рядом на песок. – Возьми, ты голоден.
Она вложила ему в рот пищевой комок. Еда пахла душистыми травами, но вкусом напоминала мясо краба в соевом соусе.
– Я поел рыбы, – сказал Олег, неторопливо перемалывая зубами вязкую пищу. – Но то, что приносишь ты, куда вкуснее жареной рыбы.
– Потому что это твоя настоящая пища.
Козоногая смотрела, как Олег ест. Глаза ее блестели.
– Голоден не только твой желудок, – заметила она.
– С желанием я могу справиться.
Саянов не был уверен в этом. Но из политических соображений…
– Ты не должен себя сдерживать! – озабоченно проговорила Шествующая. – Маат это неугодно!
– Может быть, стоит рассказать мне, что ей угодно, а что – нет? – произнес Саянов.
– Рассказать? – Шествующая была удивлена. – Но о ней не рассказывают! Мы, Древние, знаем, что ей угодно.
Она была так мила и желанна, что Саянов понял, что сейчас он просто не в состоянии продолжать расследование.
– Вот это ты мне и расскажешь, раз знаешь. – Олег проглотил последний кусок. – Но не сейчас. Позже!
И, вскочив, подхватил Шэ на руки.
– Мы соединимся в море! – прошептал он в маленькое ушко. – Маат не рассердится?
– Не-ет…
Девушка была не такой уж легкой. Но Олег держал ее на руках без малейшего напряжения. Он с силой прижал грудь Шэ к своей: как приятно чувствовать удары ее сердца…
Час спустя они снова были на берегу. И Саянов решил, что сейчас самое время вернуться к прерванному разговору.
– Маат, – проговорил он. – Расскажи о ней. Как ты ее чувствуешь?
– Она появляется внутри. – Шествующая устроилась на груди Саянова и принялась играть колечками волос, покрывающих его живот. – Маат всегда со мной. Я не помню времени, когда она не была со мной.
Но когда мы соединяемся, когда я принимаю Семя, Маат становится мной. Без Маат Древние не могли бы рождаться из семени Детей Дыма.
Саянов подумал, что было бы интересно сравнить генотип козоногих с человеческим. У него было серьезное подозрение, что они относятся к разным видам. Коли так, то потомства у них быть не должно. И тогда таинственная Маат совершает в организмах Древних то, что человеческие генетики – в пробирках. Но у Маат это получается лучше, поскольку Древние, в отличие от замесов льва с леопардом, способны давать плодовитое потомство. А вот если люди и Древние относятся к одному виду… Что ж, тогда следует признать, что гены Древних более сильные и всегда доминантны…
– Значит, Маат была с тобой с самого рождения? – спросил Саянов.
– Не с рождения. Раньше. С тех пор, как я осознала себя в чреве моей матери.
– Ты помнишь, как была плодом? – спросил Олег.
– Конечно. А ты – нет?
– Нет!
– Шутишь? – Козоногая приподнялась, чтобы увидеть его лицо. – Ты помнишь! Я вижу это в тебе.
– В таком случае ты видишь во мне больше, чем я есть. – Саянов развеселился. – Но продолжай, моя радость.
– Маат помогает расти Древней. Потому мы рождаемся раньше, чем Дети Дыма. И быстрее достигаем зрелости.
– Но ты как-то сказала, что тебе больше сорока лет, – напомнил Саянов. – А выглядишь семнадцатилетней. По человеческим меркам.
– Мы не меряем время годами – солнце не властелин над нами. Мне шестьсот тринадцать лун.
– Пусть так, – не стал спорить Саянов. – И как долго вы живете?
– Пока Маат не позовет.
– Позовет? – Он это уже слышал.
Маат дает жизнь. И отнимает жизнь тоже Маат. И еще ее нельзя увезти с этого острова. Построить непротиворечивую гипотезу на основании того, что говорили Древние, было невозможно.
Олег сел.
Головка Шествующей соскользнула с живота Саянова ему на колени. Древняя тут же куснула Саянова за самое сокровенное. Играючи, но чувствительно. Олег шлепнул ее по затылку.
– Как Маат зовет вас, когда вам приходит пора уйти в мир Темной Луны? – поинтересовался он.
– Я не знаю, – беззаботно ответила Козоногая. – Меня она еще не звала. И не скоро позовет.
– А как это бывало с другими?
– Древняя слышит зов и уходит в море. И больше не возвращается.
– Занятно, – пробормотал Олег. – А скажи, моя радость, от обычных причин, естественных, Древние умирают?
– Естественных? Как это?
– Болезней, например, старости…
– Болезней у нас нет. И той болезни, что ты называешь старостью, – тоже. Никто из тех, кого я помню, не уходил без Зова. Хотя нет, я знаю одну. Жертвующая Ветру. Ее кости лежат на тропе. Никто не знает, слышала ли она Зов. Никто не узнает, от чего она умерла. От того ли, что не захотела себя исцелить, или потому что не смогла. Знаешь, если бы я тогда была рядом, я, может быть, помогла бы ей. Интересно, что чувствует Древняя, умирающая без Зова.
– Ты хочешь сказать: ей можно было помочь? – спросил Олег. – И она осталась бы живой?
– Любая из нас могла бы ее исцелить.
– Но почему тогда ни Дающая Плод, ни Земноликая этого не сделали?
– А зачем? – Недоумение Шествующей было совершенно искренним. – Помоги они – и не получили бы тебя, ведь Маат было угодно отдать тебя Жертвующей Ветру.
– Тогда, может, воля Маат была в том, что Дающая Плод тоже погибла? За то, что не спасла Жертвующую.
– Ты странно мыслишь, – сказала козоногая. – Дающая Плод нарушила закон. Древние не нарушают закон. Если Древняя нарушает закон, значит, она не Древняя, а чудовище. (Нет, не чудовище, а Чудовище. Шествующая произнесла это слово как имя собственное.) Чудовище должно быть уничтожено.
Вот так всё просто.
Олегу понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
– Ты снова голоден! – внезапно заявила Шествующая. – Ты должен много есть! Больше, чем Древние!
И умчалась с легкостью и быстротой морской пены, подхваченной ветром.
Облако затмило серп луны, и границы вещей утратили четкость, окутались красноватым облаком, которое развеялось, когда глаза Саянова приспособились к перемене освещенности.
«Они живут века! – думал он. – Целые века – на этом острове. И целые века кто-то привозил сюда мужчин. Или те сами приставали к берегу – перед подобным чудом невозможно устоять!»