Бубенцов смотрел на шефа, совершенно не понимая, о чем тот говорит.
— Противно постоянно общаться только с мерзавцами, — неожиданно признался Петровский. — Иногда вспоминаешь, что есть еще и Бог. В старом доме у меня был сосед - пианист. Абсолютно незащищенное существо, не от мира сего. И знаешь, я больше всего любил просто сидеть в его доме. Мне всегда было так хорошо у них! Сидел, даже когда музыкант не подходил к роялю, хотя играл он замечательно. Изумительно! Каждый раз, когда исполнял Шопена, я думал, что сойду с ума от нахлынувших на меня чувств. Понимаешь, он как-то по-особенному играл. Не просто вызывал звуки, перебирая пальцами по клавишам, а будто каждый раз создавал мелодию своей жизни. Ну не знаю, как это лучше объяснить. Я только потом узнал, что мой сосед — выходец из польских евреев, один из тех, чьи родители чудом уцелели в варшавском гетто. Понимаешь, кем для них был Шопен? Но вот что удивительно, иногда приходил к ним, садился и слушал… тишину. Когда домочадцы молчали, наступала совершенно необыкновенная, словно вибрирующая тишина. Вообще это была какая-то особенная квартира, наполненная звуками тишины. И музыки. — Он тяжело вздохнул. — А потом я переехал в новый элитный дом. Теперь мои соседи — банкиры и политики. Там никто не играет Шопена. И я не могу помолчать ни с кем из моих соседей. В их квартирах царит энергетика больших денег. И у всех пустые глаза. — Святослав Олегович замолчал и больше не произнес ни слова за всю дорогу. Только когда они подъехали к дому Александра Александровича, он подмигнул помощнику и сказал: — Ладно, надеваю опять маску дьявола и пойду его охмурять.
Тот посмотрел на патрона, явно его не понимая. Святослав Олегович понял состояние Бубенцова.
— Хочешь знать, когда я настоящий? Этого я иногда и сам не знаю.
Он вылез из машины, подошел к забору и открыл незапертую калитку. Прошел по вытоптанной дорожке к дому. Глянул на небольшой огород и чему-то улыбнулся. Затем постучал в дверь. Он был уверен, что звонок не работает, но на всякий случай нажал на его кнопку. Так и есть — не работает, и постучал во второй раз.
— Входите! — крикнул хозяин дома. — У нас не заперто.
Петровский опять улыбнулся и вошел. Прежде всего он увидел двух котов, возникших перед ним. Они настороженно смотрели на гостя. Наконец в прихожей появился хозяин дома, одетый в темно-коричневую телогрейку поверх светлой рубашки и джинсов. Обратив внимание на джинсы, Святослав Олегович подумал, что составил не совсем верное впечатление о преподавателе истории. Модные веяния его не обошли.
— Добрый вечер, — приветливо начал он.
— Добрый вечер, — кивнул Седых. — С кем имею честь?
— Святослав Олегович Петровский, — представился гость, — я приехал из Москвы, и мне нужно срочно с вами переговорить. — Он намеренно не сказал, где работает, чтобы иметь возможность для маневра.
— Проходите в комнату, — предложил радушный хозяин, — я как раз собирался пить чай. Джульбарс, на место!
Огромная овчарка, появившаяся в дверях, замерла и вернулась обратно в комнату.
— Вы назвали вашу собаку Джульбарсом? — спросил Петровский, входя в комнату. — Кажется, так назывался фильм тридцатых годов. Я хорошо его помню, он мне очень нравился.
— Мне тоже, — кивнул Александр Александрович.
В большой комнате стояли цветной телевизор и видеомагнитофон. Хозяин дома определенно умел пользоваться современной техникой. В просторной гостиной было светло и чисто. Они прошли к столу и сели на стулья.
— Выпейте со мной чаю, — предложил Седых.
— Большое спасибо — нужно было завоевывать расположение кандидата в депутаты.
— Маша, — крикнул учитель кому-то на кухню, — принеси нам чай.
Петровский поднял правую бровь. Этот историк удивлял его все больше и больше. Неужели с ним живет женщина, о которой Бубенцов ничего не смог узнать? Но когда из кухни появилась полная женщина лет шестидесяти, несколько успокоился. Очевидно, соседка, приходящая сюда убираться, заниматься хозяйством. Перехватив взгляд гостя, Седых улыбнулся.
— Мария Карповна помогает мне уже много лет. Она вышла на пенсию, но работает в нашей школе ночным сторожем. И заодно помогает мне по хозяйству. Я ей, конечно, за это плачу. У меня хорошая зарплата, есть разные надбавки, а у нее пенсия только семьсот рублей. И двое внуков на воспитании.
— А где их родители? — поинтересовался Петровский.
— Мать погибла четыре года назад во время аварии автобуса в Симферополе. А отец их давно бросил. Вот так мы и поддерживаем друг друга. Заодно ребятишки читают книжки, которые я им подбираю из моей библиотеки.
«Черт возьми, — подумал Святослав Олегович, — нужно выбирать вот таких людей, как этот учитель истории, а не бандита Качалова. Честное слово, мне иногда бывает стыдно, когда я вспоминаю, чем занимаюсь».
— Вы благородный человек, — убежденно произнес он. — А вот я приехал к вам по поручению группы товарищей из Центрального Комитета нашей партии. Разумеется, мой визит не должен афишироваться. Вы знаете, сколько у нас политических противников и как нелегко работать в современных условиях.
— Я все понимаю, — кивнул Александр Александрович, — не волнуйтесь, Мария Карповна никому не расскажет о вашем визите. Я вас слушаю, товарищ Петровский.
— Вы, наверно, уже знаете, что благодаря нашим усилиям областная прокуратура подала протест в порядке надзора по вашему делу, — продолжил руководитель «Милениума», — и протест был удовлетворен. Принято новое постановление суда, и местная избирательная комиссия включила вас в списки кандидатов. Но сегодня днем нам сообщили, что вы отказываетесь от участия в выборах.
— Верно. И скажу вам почему, товарищ Петровский. Сегодня последний день перед выборами, я не имею права на агитацию. Все мои потенциальные избиратели знают, что меня отстранили от выборов. И многие из них не придут завтра голосовать. А принять неравные условия игры — значит заведомо обречь себя на поражение.
— Не всегда, — возразил Святослав Олегович, — вы не подумали о тысячах и миллионах людей, которых лишаете права выбора. Я имею в виду не только ваш избирательный участок. Ведь мы обязаны думать о наших кандидатах, проходящих по избирательному списку партии. А там каждый голос для нас ценен. Вы же знаете, как правящий класс ненавидит нашу партию, как нас пытаются опорочить, как стараются заставить нас замолчать.
— Я не думал…
— Нужно было подумать, — не сбавлял темпа Петровский. — Отказываясь от участия в выборах, вы обрекаете нас на потерю голосов по вашему участку. Ведь если избиратели, готовые отдать голоса левой оппозиции, не придут на выборы, то в конечном итоге это может сказаться на результатах веей партии.
— Мне никто об этом не говорил, — растерянно пробормотал Александр Александрович, — и из областного комитета партии никто не звонил. Я беседовал сегодня днем с ними, и они поддержали мое решение.